Изгнанник. Каприз Олмейера

– Ты такой въедливый, мальчик мой, – внезапно сменил гнев на милость старый моряк. – Дай мне время разобраться, что к чему. Я не могу все время держать ее на борту. Ей надо что-то сказать. Например, что муж уплыл вверх по реке. Вернется со дня на день. Так и сделаем. Слышь? Направь ее мысли в эту сторону, пока я разруливаю положение. Господи! – скорбно воскликнул он. – До чего ненадежная штука эта жизнь! Как фока-брас ночью в дурную погоду. И все же. И все же. Приходится идти ее курсом, пока не пошел на дно. А теперь исполняй, если не хочешь со мной поссориться, мальчик мой, – с неожиданной строгостью добавил он.

– Я не собираюсь с вами ссориться, – пробормотал Олмейер с покорностью мученика. – Мне бы только понять вас. Я знаю, что лучше вас у меня нет друга, капитан Лингард. Но, ей-богу, иногда я вас не в силах понять! Если только…

Лингард разразился громким смехом, неожиданно умолк и тяжело вздохнул. Он прикрыл глаза, склонил голову на спинку кресла, и на его выдубленном солнцем лице на секунду, как неожиданная недобрая примета, промелькнули усталость и старческая дряхлость, испугавшие Олмейера.

– Я умотался, – тихо признался Лингард. – Совершенно умотался. Всю ночь на мостике провел, пока поднимались по реке. А тут еще эти разговоры с тобой. Такое чувство, что засну хоть на сушилке для белья. Но сначала надо чего-нибудь поесть. Сообрази, Каспар.

Олмейер хлопнул в ладоши и, не получив ответа, хотел кликнуть прислугу, как вдруг за красной занавеской, отделявшей коридор от веранды, послышался визгливый повелительный детский голосок:

– Возьми меня на ручки. Я хочу на веранду. А то я обижусь. Возьми.

Девочке сдержанно, тоном робкого протеста отвечал мужской голос. Лица Олмейера и Лингарда вмиг просветлели. Старый моряк крикнул:

– Неси ребенка сюда, Лекас!

– Сейчас увидите, как она подросла, – торжествующим тоном пообещал Олмейер.

Али вышел из-за занавески с маленькой Ниной на руках. Девочка одной рукой обхватила его за шею, а в другой держала спелый грейпфрут размером с ее голову. Маленькое розовое платье без рукавов сползло с плеча, длинные черные волосы, обрамлявшие смуглое личико с большими черными глазками, смотревшими на взрослых с детской серьезностью, каскадом, как тонкий шелковый тюль, ниспадали на плечи и руки – ее и Али. Лингард поднялся навстречу слуге. Завидев старого моряка, Нина уронила плод и с радостным криком потянулась к нему. Капитан взял девочку у малайца, и Нина с нежной заботой схватила его за усы, отчего на маленькие покрасневшие глаза моряка навернулись неожиданные слезы.

– Не так сильно, малышка, не так сильно, – бормотал он, прижимая ребенка к своему лицу огромной лапищей, закрывавшей всю ее голову.

– Подними мой фрукт, о раджа морей, – с необычайной легкостью произнесла она высоким чистым голосом. – Вон там, под столом. Дай мне его поскорее! Дай! Тебя долго не было, ты много воевал. Так Али говорит. Ты могучий воин. Так Али говорит. В далеком-предалеком море.

Девочка взмахнула рукой, глядя на мужчин с мечтательной рассеянностью. Лингард присел на корточки и сунул руку под стол.

– Откуда она все это знает? – спросил Лингард, осторожно выпрямляясь.

Олмейер тем временем отдавал распоряжения Али.

– Нина любит быть с мужчинами: сколько раз я замечал, как за ужином она сует пальцы в их миски с рисом, – а вот к матери равнодушна, чему я даже рад. Посмотрите, какая красавица. И умненькая. Вся в меня!

Лингард опустил ребенка на стол, оба сели, не спуская с девочки сияющих глаз.

– Настоящая маленькая женщина, – прошептал Лингард. – Да, мой мальчик, мы ее выведем в люди. Вот увидишь!

– Сейчас на это не приходится рассчитывать, – печально заметил Олмейер.

– Много ты знаешь! – воскликнул Лингард, снова взяв ребенка на руки и начав ходить с ней по веранде. – У меня есть план. Слушай.

Лингард начал объяснять заинтригованному Олмейеру свой план действий. Он встретится с Абдуллой и Лакамбой. Теперь, когда те взяли верх, с ними придется как-то договариваться. Лингард прервал свою речь, чтобы вволю выругаться, потому что Нина обнаружила его свисток и громко свистнула ему прямо в ухо. Лингард сморщился, засмеялся и с нежным упреком отвел руку девочки. Да, это будет нетрудно устроить. С ним пока еще считаются. Кому как не Олмейеру это знать. Ладно. После этого придется потерпеть, организовать какую-нибудь торговлю. Только для вида. Но главное – Лингард понизил голос, вдруг остановившись перед зачарованным Олмейером, – главная штука – это золото в верховьях реки. Он, Лингард, полностью посвятит себя его поискам. Он уже бывал в глубинных районах. Там есть огромные россыпи наносного золота. Сказка! Он абсолютно уверен, видел эти места своими глазами. Опасно? А как же! Но зато какая награда! Он обязательно найдет это золото. Можешь не сомневаться. К черту риск! Сначала они наберут побольше для себя. Главное – держать язык за зубами. Через некоторое время учредят компанию – в Батавии или Англии. Лучше, конечно, в Англии. Блеск! Почему бы и нет. Твоя крошка станет самой богатой женщиной мира. Он, Лингард, возможно, не дотянет до этого дня, хотя намерен покоптить небо еще не один год, но Олмейер точно дотянет. Ради этого стоит жить, а?

Самая богатая женщина мира последние пять минут пронзительно кричала:

– Раджа Лаут! Раджа Лаут! Хай! Слушай сюда!

Старый моряк машинально говорил все громче, перекрывая низким басом нетерпеливый детский писк, наконец остановился и ласково спросил:

– В чем дело, маленькая женщина?

– Я не маленькая женщина. Я белый ребенок. Анак путих – белый ребенок. Белые мужчины – мои братья. Так папа говорит. Али тоже так говорит. Али знает не меньше папы. Он все знает.

Олмейер чуть не пританцовывал от удовольствия.

– Это я ее научил. Я, – повторял он смеясь, со слезами на глазах. – Правда, умница?

– А я раб белого ребенка, – заявил Лингард с наигранной серьезностью. – Какие будут приказания?

– Я хочу домик, – пылко прощебетала малышка. – Домик, на его крыше – еще один домик, и еще один на крыше второго. Высокий! Как в том месте, где живут мои братья, в краю, куда уходит ночевать солнце.

– На западе, – вполголоса объяснил Олмейер. – Надо же! Ничего не забывает. Нина просит тебя построить карточный домик. Как в прошлый раз, когда ты был здесь.

Лингард уселся с ребенком на коленях, Олмейер в поисках карт стал энергично выдвигать ящики стола – с такой спешкой, будто от этого зависела судьба всего мира. Он извлек замусоленную двойную колоду карт, которыми играли только во время пребывания Лингарда в Самбире. Капитан иногда играл по вечерам с Олмейером в китайский безиг. Олмейеру эта игра казалась скучной, но старый моряк любил ее, считая удивительным порождением китайского ума. Почему он питал к китайцам такую большую симпатию и восхищение, понять было трудно.

– Приступим, сокровище мое, – объявил Лингард, с величайшей осторожностью складывая две карты, казавшиеся до нелепости хлипкими в его больших пальцах. Маленькая Нина с напряженным вниманием следила, как он возводит первый этаж, в то же время продолжая разговор с Олмейером, отвернув лицо в сторону, чтобы не опрокинуть сооружение неловким выдохом.

– Я знаю, о чем говорю. Бывал в Калифорнии в сорок девятом. Правда, заработал одни крохи. Потом в Виктории, в самом начале. Я все об этом знаю. Можешь мне поверить. Даже слепой мог бы… Не егози, сестренка, а то все развалится. У меня пока что еще твердая рука! Верно, Каспар? А теперь, радость моя, поверх двух домиков мы построим третий. Не шуми.! Как я сказал, достаточно просто нагибаться и собирать золото горстями… песок… вот. Готово! Три домика, один на другом. Дворец!