Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны

Две пары не по-девичьи крепких рук цепко подхватили пленницу - ей и с одной из этих дев не справиться. Прохладный камень стены прильнул к спине и плечам. Может, хоть свешенная на грудь голова скроет дрожь век?

Мучительно, невыносимо хочется открыть глаза! Хоть чуть-чуть...

Нельзя. Рано. Да и что здесь увидишь? Кроме лживо улыбающихся или уже стерших улыбки лиц? А еще - серых ступеней и бледно-лунных факелов?

Кажется, отряхивают платье. Точно.

Надо было нести с самого начала - вот и не пришлось бы... Ступени казались чистыми, но белое везде грязь найдет. Так говорила мать. А еще - что дочери лорда не должны выглядеть замарашками. И потому одевала в белое только Эйду. Ирия карабкалась на деревья и бегала взапуски с Леоном. А Иден всегда была слишком неловкой.

Впрочем, Ири предпочитала мальчишескую одежду. А Иден никогда не шли светлые тона.

Поднимают. Только бы не дрогнуть и не моргнуть!

Все-таки носилки. Теплое прикосновение дерева к спине.

Носилки, дрогнув, поплыли.

Несут головой вниз. Каждая ступенька - толчок! А уронят - костей не соберешь.

Поскорее бы доставили на место! Пока Эйду от ужаса не укачало.

По дороге в Лютену укачивало всегда. Приходилось останавливаться - и крепкая служанка сама вытаскивала позеленевшую госпожу. А потом докладывала Бертольду Ревинтеру. Сколько раз он, наверное, зря обрадовался. Но приказа сыну не отменил. Вдруг - ошибка?

Лестница, слава Творцу, кончилась. Теперь несут ровно, почти не трясут...

Красные пятна заплясали перед закрытыми веками. Факелы? Их стало больше?

Основательно дрогнув, носилки замерли в воздухе. И поплыли вниз. Ровно.

Пол встретил почти мягко - все-таки жертва (или палач?!) с переломанной шеей им без надобности. Сами сломают - если понадобится.

Снимают. Садят. Опять - прислонив к прохладной стене. Или... уже к алтарю?! Что, если прямо сейчас - по горлу?..

– Спит, как праведник...
– легкий, как шипение змеи, шепот.

Они еще и плохо знают эвитанский? Или не понимают, что в женском роде - "праведница"? Или...

Не выпускают. Вместо этого - заводят руки за спину, поворачивают пленницу как куклу. Связывают. Даже умей она разгрызать веревки - теперь этого не сделать и опытному вору.

Все-таки Эйда - жертва. И всё, что выиграла, - остаться в сознании, когда вскроют горло ритуальным ножом! Или чем похуже...

Она так и не увидит Мирабеллу! И никогда не узнает, жива дочка, или та сумасшедшая надежда - просто плод безумия жалкой и никчемной дуры Эйды Таррент! Плата за смерть Анри Тенмара и Ирии...

Удаляются шаги.

Легкий стук закрывшейся двери.

Ушли. Наверное.

И из глаз Эйды хлынул целый океан пронзительно-горьких беззвучных слез.

Глава вторая.

Эвитан, окрестности Лютены - Лютена.

1

– Кончай придуриваться!

Негромкий, но донельзя возмущенный голос заставил вздрогнуть. А еще сильнее заставил бы - будь он женским...

– Я тебе говорю или кому? У нас времени мало! Эй, бестолочь!..

Ну теперь-то точно обращаются к Эйде!

Она резко распахнула глаза - комната немедля расплылась смутными потеками силуэтов.

Девушка неловко заморгала.

Хоть и так можно догадаться, кто перед ней. Тот самый упомянутый жрицами "праведник", кого до сих пор увидеть не удалось. Такой же "спящий", как она. Товарищ по несчастью.

А вот с его возрастом Эйда промахнулась. Ломающийся голос принадлежит худощавому и, похоже, долговязому подростку лет четырнадцати. Это успокоило даже больше, чем веревки на его руках. С некоторых пор общество взрослых мужчин в запертой комнате вызывает дискомфорт. И немотивированную панику.

– Как вы некуртуазны, молодой человек!
– съязвила девушка, тщетно пытаясь усесться поудобнее.

– А мы не на балу!
– отрезал юный наглец, тряхнув растрепанной иссиня-черной гривой.
– Впрочем, могу потом извиниться. А сейчас - разворачивайся. Или ты лучше умеешь?

– Умею что?
– Эйда почувствовала себя последней дурищей.

– Веревки грызть!
– нетерпеливо объяснил юнец. Всем видом демонстрирует раздражение от такой бестолочи в сокамерниках.

– Этого я не умею...
– растерялась девушка.

– Ты что, северянка?
– узкие губы подростка презрительно скривились.
– Ах да - ты же блондинка...

– Я могу попробовать...
– торопливо прервала его Эйда. Даже не пытаясь понять, какое отношение имеет место рождения (и уж тем более цвет волос) к неумению самостоятельно освобождаться. Видел бы этот мальчишка светловолосую северянку Ирию!

– Не "пробовать", а делать надо!
– серьезно отрезал он.
– Ладно, поворачивайся - грызть буду я. А ты потом просто меня развяжешь.

Девушка покорно подставила веревки острым зубам.

– Волосы убери!
– попросил юнец.
– Их много - мешают.

Вот тебе и "чудесные"!

Когда освободится - отстрижет. Всё равно - падшая!

После третьей попытки мотания головой и дерганья плечами большая часть золотистых прядей переползла-таки на грудь и живот, растеклась по полу...

Время ползет престарелой улиткой. Руки затекли и нещадно болят! Сидеть так - неудобно. Спросить у парнишки, как обстоят дела, - еще неудобнее.

Эйда честно попыталась помочь - как могла, растягивая путы. Но так неумело, что вряд ли был толк.

Решила "спасти дочь", бестолочь? Да на что ты вообще способна?!

– Тяни!
– скомандовал мальчишка, отрываясь от веревок и переводя дыхание.
– Сильнее!

Эйда тянула изо всех сил - стиснула от боли зубы. Но ничего не получалось. А еще обиднее, что теперь-то ясно - сама не перегрызла бы путы никогда. Даже будь руки связаны впереди. И неделя времени на "работу"!

Девушка уже ничего не могла поделать - слезы хлынули ручьем. Ливнем...

– Ладно, не дергайся!
– вздохнул парень. Снова склонился над ее узлами.
– Зубы у меня крепкие.

Волна стыда едва не подбросила на месте. Из них двоих взрослая - она. Кто кого должен успокаивать?

Откуда-то взявшаяся гордость (отродясь ведь не было!) заставила сдержать рвущиеся из горла рыдания. И сидеть смирно - ждать, пока спасет отчаянный незнакомый мальчишка. Раз уж сама - столь беспомощна!

Незнакомый... Следовало спросить имя. Но с занятыми зубами разговаривать мудрено, а отвлекаться - некогда.