Изгои. Часть вторая

— В каком фильме? — не мог не уточнить профессионал-кинорецензент.

— В английском, — бросил Лаптев.

— Ясен пень, что не в киргизском. Как хоть называется?

— Не помню. Про какого-то композитора.

— Интересный хоть?

— Тоже не помню. Давно дело было.

— А давайте все-таки к делу перейдем, — опять предложил Кабан. — Пора бы уже начать репетицию, если мы не хотим облажаться на концерте.

На сей раз возражающих не нашлось.

Играл Лаптев и вправду неплохо. И хотя, как сам утверждал, бас-гитару раньше использовал всего раза три, стоило ему взять в руки инструмент, как пальцы сами все быстро вспомнили.

— Да на этой балалайке и заяц сыграет! — вынес вердикт председатель.

Репетиция постепенно набирала обороты, принося всем положительные эмоции. Слаженности, синхронности, стройности и общей манеры исполнения удалось добиться без проблем.

Кабан взял на себя функции звукооператора. А Левша выполнял роль единственного зрителя.

— Ну как тебе? — спрашивал у него Луцык после каждого дубля.

— Отлично. В жизни такой офигенной музяки не слыхал! — всякий раз звучал один и тот же ответ.

Как ни старались братья поддерживать нейтралитет и ставить общее дело выше своего конфликта, внутреннее напряжение между ними никуда не делось. И в определенный момент все-таки обрело свою форму выражения. Причем отец Иоанн всего лишь сделал творческое замечание своему партнеру по группе. Реакция братца последовала весьма нервная:

— Давай-ка каждый будет заниматься своим делом. Хорошо?

— Мы занимаемся общим делом, и каждый вносит свой вклад. А ты сейчас сфальшивил. Взял не тот аккорд, — объяснял священник.

Но главного коммунара словно муха укусила:

— Ты за собой лучше следи!

— Я слежу, но мне важно, чтобы и группа играла слаженно.

— Ты опять поругаться хочешь? Опять повод надуманный ищешь?

— И в мыслях не было! При чем тут это? Я по делу тебе сказал.

— Да по какому делу?! Нарочно цепляешься, лишь бы выпендриться и показать, какой ты умный.

— Да ничего подобного, ты ошибаешься!

— Ничего я не ошибаюсь! Как будто я тебя не знаю!

— Я просто хорошо слышу фальшь, и неважно, кто ее допускает.

— Ага, фальшь. Ерунду не пори! Я фальшь душой чувствую.

На лице отца Иоанна расплылась зловещая улыбка. Как у Гринча.

— Напомню тебе, сын мой, что душу свою ты продал.

— Про душу — это я образно, — еще более разнервничался обвиненный в словоблудии. — А души никакой нет!

— Конечно, нет, кто бы сомневался, — откликнулся священнослужитель. — Только вот не случайно ты про свою душу-то сейчас вспомнил, за язык тебя никто не тянул.

— Религия — опиум для народа! — продекламировал Лаптев.

— Атеизм — тонкий лед, по которому один человек пройдет, а целый народ ухнет в бездну, — парировал отец Иоанн.

— Религия — яд, береги ребят!

— Все наследие совка мы снесем наверняка!

— Гагарин в космос летал и никакого бога не видел.

— А может, он и не летал вовсе.

— Что за чушь!

— Это не чушь. Вполне возможно, что его полет был только инсценировкой.

— Ты что такое несешь?!

— А что тут непонятного? СССР пыжился догнать и перегнать Америку. Вот и придумали эту фальсификацию с космическим полетом. Привлекли лучших режиссеров во главе с Бондарчуком.

— Чего?!

— Что слышал!

— Ты совсем мозга лишился?!

— А где фотоснимки, сделанные Гагариным на орбите?

— Ну где-то есть, наверное…

— Нигде их нет. А знаешь почему? Потому что Гагарин в космос не летал.

— Ты еще скажи, что мы спутник в космос не запускали.

— Спутник запускали.

— А собак? Белку, Стрелку и еще одну, как ее…

— Лайку.

— Да, Лайку. Собак-то мы запускали?

— Наверное.

— Ты еще скажи, что Земля плоская.

— Не скажу, потому что это антинаучно.

— А ты, значит, за науку?

— Религия и наука всегда шли в ногу.

— Ха-ха!

— Смейся сколько угодно. Наука, да будет тебе известно, зарождалась в христианских монастырях.

— А кто астронома Галилея сжег?

— Никто. Он умер от естественных причин. От лихорадки.

— А кого же тогда сожгли, если не его?.. А, вспомнил. Джордано Бруно! Зачем же вы, христиане, сожгли ученого Джордано Бруно?

— А он не был ученым.

— Неужели?

— Джордано Бруно не имел к науке никакого отношения.

— И кем же он был?

— Монахом-еретиком.

— Ну это, конечно, все меняет!

Луцык смотрел на них и удивлялся. Мудрый и обстоятельный председатель, да чинный батюшка с бородой в один миг превратились в шкодливых мальчишек. И смех, и грех! А тут еще Левша подлил масла в огонь.

— Мужики, стоп! — прервал их перепалку мастер на все руки. — Так вы ничего не отрепетируете. А вашу проблему предлагаю решить дедовским методом.

— И как же? — спросил председатель.

Левша хитро улыбнулся.

— Драка. Вам нужно все решить на кулаках,

— Ты еще фехтование предложи! — возмутилась Джей. — Они же после этого играть не смогут.

— А мы проследим, чтобы все по правилам было, — сказал Левша, глаза которого загорелись в предвкушении захватывающего зрелища.

— Я согласен драться, — вдруг заявил Лаптев, поглаживая кулак ладонью другой руки.

— Я тоже, — решительно сказал его брат.

— Да вы с ума сошли! — воскликнула вокалистка. — Вам сколько лет?! Пятнадцать? Восемнадцать? Эти дела так не решаются!

— Не мешай, — сказал Левша, который к этому времени уже был прилично пьян.

— Но это же полный идиотизм! Смысла никакого.

— Смысл в том, чтобы немножко выпустить пар.

— Но…

— Поверь мне, это работает.

— А ты, я вижу, уже нализался и теперь душа твоя требует зрелищ опосля жидкого хлеба.

В ответ Левша икнул.

— Как неприлично, — фыркнула Джей и перевела взгляд на братьев, они были полны решимости драться.

— Таким Макаром весь наш концерт пойдет прахом, — заметил Луцык.