Изгои. Часть вторая

На обед принесли все тот же рацион: картофель, колбасу, зеленый лук, хлеб и воду. Доставщиком выступал невысокий юноша с крючковатым носом и заячьей губой. Выполнив свою функцию, он завороженно уставился на инструменты.

— Это что? — спросил курьер, указывая на гитару.

— Гитара. Корейская, — пояснил Луцык.

— И что, играет?

— Играет, даже очень сильно. Имеешь опыт обращения с таким инструментом?

— Не-а. В кино видел. «Улицы в огне» называлось.

— Как же, знаю. Отличный фильм. Рок-н-ролльный, — похвалил Луцык. — Лучшая роль Майкла Паре.

— А кого он там играл?

— Главного героя. Тома Коуди.

— Который в плаще?

— Именно! Хочешь сыграть на гитаре?

— Не-а, — пацан как-то неестественно дернулся и выбежал из клуба.

— Это Гашек, — пояснил отец Иоанн. — Ребенок родился с уродством. И немного отсталым. Бедное дитя.

— Гашек, — повторил Кабан. — Но ведь это фамилия. Чешского, если правильно помню, писателя. Это же он про Швейка написал?

— Совершенно верно, Ярослав Гашек. В честь него и назвали. Это мой братец идею подал. Гашек ведь был правоверным коммунистом и в Красной Армии даже служил. В общем достоин того, чтоб его фамилию увековечить в тезоименитстве, рассудил наш председатель. Ярославов-то много, а Гашека попробуй найди.

— А у чехов вообще смешной язык, — заметил Луцык. — И имена. Я, наверно, на всю жизнь запомнил «Кржемелик и Вахмурка».

— И «Йожин з бажин»! — подхватил Кабан.

— Точно! Иван Младек, кажется, исполнял.

— Может, сделаем кавер?

— Музыку-то подобрать несложно, а вот со словами придется повозиться. Джей, ты случайно не знаешь эту песню?

Она мотнула головой:

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

— Ты шутишь? Известный же мем был времен «Живого журнала».

— Ну извини, но этот твой ежик мимо меня прошел.

— Вообще-то он Йожин… «Йожин з бажин». Популярная в свое время чешская песня.

— Такая уж прямо популярная?

— Да ее даже «Металлика» играла.

— Гонишь! «Метла» — и какие-то чешские частушки?

— А помнишь, они на концерте в «Лужниках» сыграли «Перемен» Цоя?

— Ну хотя… если бабки нормальные отвалить, они, наверно, что угодно смогут исполнить. Даже «Мурку».

— А я бы послушал, как «Метла» Круга сыграет.

— «Владимирский централ»?

— Не, лучше «Фраера».

— Фу, не напоминай. Я на одном корпоративе эту песню семь раз пела.

— На бис, что ли?

— На бис. За очень хорошие деньги.

— И чем ты лучше «Металлики»?

— Выходит, что ничем. Продажная певичка, — констатировала Джей.

— Но зато такая симпатичная! — подмигнул ей Луцык.

— Скажите, батюшка, а почему у вас с братом такая нелюбовь? — спросила Джей, очищая картофель от тонкой кожуры.

— Так уж повелось, — воздохнул отец Иоанн.

— Вот и он примерно так же отвечает. Но ведь должна же быть какая-то очень веская причина. Может, проблема из детства идет?

— Нет, в детстве все было нормально.

— Странно.

— Я думаю, что он на вас взъелся из-за религии, — предположил Кабан.

— Нет.

— Наверное, из-за бабы поссорились, — гыгыкнул Левша.

— Что за ужасное слово! Из-за девушки, — сказал отец Иоанн.

— Так вот, значит, где собака зарыта! — возликовала Джей.

— Нет, мне просто не нравится, когда так пренебрежительно говорят о женщинах. А мотивы другие. Хотя в чем-то вы правы. Девушка была. А, вернее, девочка.

— Не расскажете?

— Это не та тема, на которую мне приятно говорить, — со вздохом проговорил священник.

— А может, стоит попробовать рассказать? Может, и полегчает.

Отец Иоанн задумался на несколько секунд и, видимо, решив внять совету, тихо сказал:

— Ее звали Настя. Она училась вместе с нами в школе, и мы оба в нее влюбились.

Луцык чуть не подавился колбасой:

— Вы в ссоре с братом из-за школьной любви?

— Любовь не имеет срока годности, — заметила Джей.

Любопытный до деталей писатель-барабанщик тут же принялся выяснять:

— А кто у кого увел Настю? Вы у него или он у вас?

— Никто и ни у кого, — был ответ.

— А что же случилось?

— Настя умерла.

Возникла естественная для такого момента пауза.

— Простите, мы не знали, — отреагировала положенным в таких случаях образом Джей.

— Настя утонула, когда мы втроем купались в озере. На наших глазах она вдруг ушла под воду, и спасти ее мы не успели. С тех пор Сережа винит меня в ее гибели, — произнес отец Иоанн.

— А вы — его?

— А я — его…

— Но ведь Господь учил нас прощать, не так ли?

— Учил. Но тут я не могу совладать со своими чувствами. От чего и страдаю.

Снова повисло молчание, которое никто не решался нарушить. Наконец не выдержал Кабан:

— Отец Иоанн, а может, нас сюда сам Бог забросил?

— У меня были мысли об этом, — кивнул священник.

— И вы считаете, что такое возможно?

— Вполне.

— Но на сто процентов не уверены?

— Как можно в таком быть уверенным, да еще и на сто процентов?!

— Но вы же священник и должны знать.

— Вы заблуждаетесь, сын мой, думая, что я со Всевышним напрямую разговариваю.

— Ну хорошо, мы не знаем точно, но предполагать и размышлять же мы можем. И если мы здесь находимся по божьему повелению, то какие у него могут быть планы насчет нас?

— А что если он так шутит? —выдвинул версию Луцык. И реагируя на изумленные взгляды, пояснил: — У Господа же может быть чувство юмора. Иначе как бы он терпел все происходящее в мире, который, между прочим, он создал.

— Господь тот еще затейник, — многозначительно проговорил служитель культа.