Измена. Если муж кинозвезда

Встаю и иду на кухню к недопитому вину. Держа в руках бокал, понимаю, что безумно хочу осушить его и, может, еще один-два, чтобы дойти до той кондиции, что выключит меня на время, как электронную игрушку, но в висках стучат слова Андрея: «Я забираю дочь».

Нет! Нельзя!

Подхожу к раковине и, выдохнув, выливаю содержимое, смотря, как красная струйка, словно кровь из моего раненого сердца, исчезает в отверстии канализации.

Это правильно! Иначе не выдержу и сорвусь.

— Я не буду пить! Я верну дочь! — словно клятву самой себе произношу я пустому бокалу, громко поставив его на стол, и, развернувшись, направляюсь в спальню.

Мне нужно постараться уснуть, чтобы скорее наступило завтра.

38 глава

Смотрю на себя в зеркале и чувствую, что противна самой себе. Никогда не думала, что когда-нибудь буду испытывать подобные чувства, но эта жалкая худая девушка с черными кругами под глазами, нечесаная и неумытая, не может быть мной.

Что сделала со мной любовь?

А может быть, не любовь?

Может, это я сама убиваю себя своими поступками?

Раздеваюсь и залезаю в душ. Если мне придется сегодня опять увидеть Андрея, то я точно не хочу, чтобы он видел меня такой, какой я вчера предстала перед ним.

Моюсь, сушу волосы и даже крашу ресницы и губы.

Боже, я не помню, когда это делала последний раз!

Хочу надеть платье, но решаю, что это будет чересчур, и останавливаюсь на джинсах и бадлоне.

Через десять минут я уже иду по вытоптанной белой тропинке поговорить с Андреем и внушаю себе, что я любыми способами должна вернуть Аню, ведь если я не сделаю этого, я уже никогда не вернусь к жизни.

Чем ближе я подхожу к дому его родителей, тем больше вспоминаю прошлое. Каким далеким оно кажется, какую горькую сладость оно мне дарит…

Подхожу к забору, и перед глазами всплывает картинка, как перелезала его вместе с Андреем и как боялась, но прыгнула к нему в объятия. На моих губах начинает дрожать улыбка, а впереди начинает брезжить надежда.

Разве можно убить такую любовь?

Может быть, что-то осталось, и можно возродить ее из пепла, как птицу Феникс.

Решительно открываю калитку и встречаю взгляд Андрея. Он внимательно смотрит на меня, и я замечаю, что даже не скрывает, что доволен тем, что видит.

— Отлично выглядишь.

Вздыхаю. Да, сегодня я выгляжу значительно лучше, но до «отлично выглядишь», к сожалению, точно не дотягиваю.

— Я пришла за Аней, — с надеждой в голосе бормочу я.

Дочка, как будто услышав меня, выбегает из дома. Наблюдаю, как она смотрит на нас и в ее глазах словно загораются лампочки. Несложно догадаться почему — она уже давно не видела, чтобы папа с мамой были рядом.

— Мама, поиграешь с нами? Мы с папой хотим построить крепость и поиграть в снежки.

Понимаю, что не имею права отказаться.

Как я могу лишить дочь такого счастья?

Перевожу взгляд на Андрея — согласен ли он?

Да, он согласен. Он смотрит на меня так же, как и Аня, — с надеждой.

Может быть, мне кажется это?

Не знаю. Но это уже неважно, мы начинаем играть.

Впервые за долгое время во мне просыпается что-то живое, что-то двигающее меня вперед.

Мы долго возимся с крепостью, а когда завершаем ее, то начинаем настоящую войну, но добрую, веселую, озорную.

Ловлю себя на мысли: как же хорошо!

Я словно забыла все плохое, что произошло с нами в последнее время, и вернулась туда, в жизнь, в которой все было спокойно и благополучно, где я была обычной, веселой молодой женщиной.

Я не думаю ни о чем, кроме этих своих настоящих ощущений, и Андрей, будто заражаясь моим весельем, тоже выглядит вполне беззаботно и счастливо, по крайней мере, мне кажется, что я вижу и чувствую это, и оттого на душе становится еще лучше.

Аня ловит снежок лицом и убегает в дом за полотенцем, а мы остаемся вдвоем и тут же чувствуем неловкость. Куда-то пропадают улыбки и веселье от детской забавы, и, видимо, чтобы избавиться от этого, Андрей запускает в меня снежок.

Комок снега, ударившись о мое плечо, разлетается и попадает мне в лицо и в волосы.

— Прости.

Муж оказывается рядом, помогая отряхнуться, и я вздрагиваю от его прикосновения. Его пальцы буквально обжигают мою кожу и отзываются во мне сладкими воспоминаниями.

Мне кажется, что мы смотрим в глаза друг друга, как раньше, и я вдруг всем своим существом ощущаю, что больше не могу без него, что я хочу вернуть не только Аню, но и Андрея.

Я понимаю, что буду бороться за нас!

Буду бороться ради своей дочери!

Как она была сейчас счастлива! Какими глазками смотрела на нас!

Только ради Ани?!

Нет! И ради себя тоже!

На что люди готовы ради любви?

Чем могут пожертвовать и в какой мере?

Я понимаю, что готова на многое и многим могу пожертвовать, ведь я люблю своего мужа гораздо больше, чем саму себя. Я готова ему все простить, и никто не имеет права осуждать меня за это, просто потому, что никто не может прочувствовать силу моей любви, силу моей боли и отчаяния!

Не испытав моих эмоций, не прожив их, не пропустив их через себя, никому не понять этого!

Прячу глаза, чтобы Андрей не прочитал моих коварных планов, а он спрашивает:

— Замерзла?

Отрицательно мотаю головой.

— Ты мне отдашь Аню?

— Ты не будешь больше пить?

Поднимаю на него глаза.

— Нет.

— Обещаешь?

— Да!

Он, внимательно смотря на меня, повторяет свою страшилку:

— Учти, если ты меня обманешь, я обязательно узнаю и заберу ее снова.

— Я не буду больше пить! — произношу я как клятву не только для него, но и для себя самой.

— Хорошо. После обеда я провожу вас.

Робко улыбаюсь. Первая победа в кармане — я вернула дочь!

Войдя сегодня в свой дом, первый раз за время расставания с Андреем я не чувствую, как его стены давят на меня. Я вижу свет в конце тоннеля, и пусть он был слабый и едва заметный, но для отчаявшейся девушки вроде меня это уже что-то невероятное.

Я приняла решение и собираюсь вернуть своего мужа.