Измена. Игра на вылет

Её слова падают, как камни, на мою совесть. Она давит на то, что, если уйду я, людям будет здесь плохо. На то же самое, как я понимаю, утром, когда мой муж набирал Насте он и планировал давить.

– Всё, успокойся, я же сказала – никуда не собираюсь.

Настя улыбается в ответ и быстро кивает мне.

– Насть, – не знаю, как начать разговор. – Ты не удивляйся моему вопросу, но я всё-таки скажу: может быть есть у тебя такие знакомые врачи, чтобы не из наших были…

Она смотрит, хмурится.

– Какая специализация?

– Нарколог, – замечаю, как меняется её лицо. – Нужно проверить человека на наличие в организме запрещённых препаратов. У одного человека из моего окружения расширены зрачки, но главное – поведение неадекватное. Мне крайне важно знать, что с ним всё в порядке и нет повода для переживания.

– Я помогу, – Настя кивает. – Но ты же знаешь, зрачки бывают расширены по разным причинам. Впрочем, как и поведение человека. Например, сильный стресс порождает активные движения, потерю самоконтроля и так далее, – перечисляет мне то, что я и сама знаю.

И мне так хочется верить, что это правда, что у Артура просто стресс, с которым он не может справится! Потому что, если нет, неприятностей на мою голову будет уже перебор.

Понимаю, что мне всё равно не скрыть личность того, кого будут проверять, я открыто признаюсь близкой подруге, что это Артур. Она договаривается со знакомыми врачами провести тесты, и я, успокоившись, что один вопрос решён, спешу в сторону своего кабинета.

– О, Марта Викторовна! – вдруг слышу голос. Навстречу мне спешит Воронов. – Здравствуйте! А я вас уже жду, – он спокоен, собран, и, кажется, ничем не расстроен. Его вид вызывает у меня раздражение в эту минуту, но поговорить нужно.

– Здравствуйте ещё раз.

– Ну что, надеюсь, вы остыли и поработать пришли?

Его голос звучит нарочито легко, словно между нами не было вчера конфликта. Он подмигивает, уголки губ приподняты в дружелюбной улыбке, но в его глазах совершенно точно расчётливая внимательность, а не попытка мне понравится.

– Да, – отвечаю и тоже улыбаюсь ему.

Воронов не скрывает восторга – его лицо озаряется довольной улыбкой, будто он только что получил именно ту реакцию, на которую рассчитывал.

Я даже не успеваю опомниться, как он уже рядом. С нами случается дежавю. Его пальцы снова сжимают мой локоть, с настойчивой уверенностью, приглашая меня в сторону моего кабинета.

– Пойдёмте, поболтаем. Зачем нам с вами лишние уши и глаза? – Его голос звучит почти интимно, словно мы заговорщики, делящиеся тайной.

Через минуту мы уже в кабинете. Воронов подводит меня к столу переговоров, затем делает широкий жест в сторону моего рабочего кресла.

– Приглашаю вас, – говорит он с лёгкой театральностью, – вы здесь хозяйка.

«Ох уж этот льстец…» – проносится в голове.

– Ну что же, – начинает он, садясь напротив меня. – Пора нам без эмоций поговорить. По крайней мере, без отрицательных точно! Как и в прошлый раз, я сказал, что больше всего не хочу с вами ссориться, потому что вы мне нравитесь. Как руководитель. Как медицинский работник. И, если хотите, как женщина!

– А вы не могли бы ближе к делу? Со мной не надо флиртовать, я не ведусь на такие штучки, – резко прерываю его, не желая тратить время на церемонии. Ситуация с его дочерью разочаровала меня и в нём, как в человеке. – Да и думаю вы, после того, что я скажу вам сейчас, очень вероятно вообще перестанете мной восхищаться. Скорее, возненавидите.

– Даже страшно представить, за что я могу вас возненавидеть!

– Для начала прошу показать мне бумаги, которые доказывают, что у моего мужа перед вами долги. И в которые вы, кстати, совершенно незаконно меня впутываете.

– Я знал, что вы не поверите мне без бумаг, – продолжает улыбаться Воронов.

– Как показал всего один день в моей жизни – никому доверять нельзя, – отвечаю холодно, скрестив руки на груди.

– К сожалению… – неожиданно соглашается он, и его голос звучит почти искреннее. Но я не верю в эту внезапную откровенность.

Александр Николаевич достаёт из папки договор и кладёт передо мной.

Мой взгляд скользит по строчкам, выхватывая ключевые моменты: Наша фамилия, Белов Артур… должен… сумма… сроки… Следом цифры, подписи, печати. Всё выглядит безупречно, придраться ни к чему. И это оригинал, не копия.

Ситуация действительно плачевная.

Сумма долга Белова меньше стоимости его доли, но это не меняет сути: если Белов не заплатит, Воронов просто заберёт деньги через долю в клинике, как и обещал.

Чистая, циничная и жестокая математика наглого бизнесмена.

Белов сел в лужу, и сначала, как выражается сам Воронов – он ему руку помощи протянул, а, потом дождавшись нужного момента, хочет утопить в этой же луже. Но главное, что у него, скорее всего, получится это сделать.

Только мне надо сухой из этой воды выйти. Как угодно, любыми средствами и способами, но выйти.

– Мне нужна копия, чтобы показать юристам, – всё-таки хватаюсь хоть за один малейший шанс, чтобы с договором было что-то не в порядке.

– Конечно. Без проблем. Я знал, что вы это скажете.

Он тут же протягивает мне второй экземпляр. Он не сомневается ни на миг в том, что делает.

Молча забираю бумагу и убираю её в сумку, даже не удостоив его благодарности.

– Если это всё, теперь я хочу узнать: так по каким причинам я вас должен возненавидеть?

– Я вашу дочку отправила час назад в обезьянник и написала на неё заявление по уголовной статье.

Моя реплика звучит спокойно, почти буднично, но эффект – мгновенный. Вижу, как меняется лицо Воронова, и почему-то не могу сдержать ехидную улыбку.

– Куда отправили? – переспрашивает Воронов, и в его голосе притворное непонимание, будто он не расслышал.

– В обезьянник. Ну, можно и другим языком назвать, если вы, случаем, не знаете, что такое обезьянник. Изолятор временного содержания. Место заключения для нарушителей правопорядка и закона. Так яснее?

Он замолкает. Я жду его реакции, готовясь к взрыву и негодованию. Жду как он, спустив на меня всех собак, бросится звонить всем подряд и спасать свою ненаглядную дочь.

И Воронов реагирует. Но так, что теперь растерялась я…