Измена. Игра на вылет
Шрифт:
– И теперь вам придётся меня убить, раз я знаю вашу главную тайну? – пытаюсь разрядить обстановку, скрывая тем самым своё замешательство.
– Я бы предпочёл на вас лучше жениться. Вы совершенно точно штучный экземпляр. Только дураки таких женщин упускают и отпускают, – бросает мне в ответ шутку на мою.
– Не понимаю, вы флиртуете со мной?
– Нет, я констатирую факты. Не более.
– Ясно, – перевожу дух. – Но почему на вас девочка оформлена? – возвращаю его к главной теме.
– Потому что…
Александр Николаевич не может впервые подобрать слова, чтобы выразить
– Девочку хотела опека забрать. Я добился переоформления на себя, когда моя дочь бросила Лизу одну на два дня, живя отдельно. Она ушла гулять с друзьями, оставив только воду на столе и кусок какой-то булки. Лизу обнаружила домработница, которая пришла убирать квартиру. Никто из соседей даже полицию не вызвал, когда ребёнок плакал. Полное равнодушие… – замечаю, как он хмурится. – С того времени Лиза оформлена как моя дочь и у Ларисы нет возможности манипулировать мной через своего ребёнка.
– Какой ужас! – выдыхаю. – Простите, что я это говорю, но...
– А вам не за что извиняться. Вы правы, ужас. Понимаете… у Лизы есть мать, но её словно нет. Девочка ей не нужна. А Лизе как раз мать очень нужна, к сожалению. Как бы мне хотелось оградить внучку от Ларисиного равнодушия… Если бы я только мог… Деньги не все проблемы способны решить. Мою вот точно не могут. Я стараюсь быть для Лизы и папой, и дедом, и матерью, если хотите. Но она всё время ждёт эту кукушку.
– А Лариса, она…
– А Ларисе плевать! Она то приходит, то уходит, то вспоминает про девочку, то забывает, словно нет её. Я потому и выручать её не хочу сейчас. Мне надо, чтобы она поняла: игр больше не будет, послаблений тоже. И прощения в том числе. Больше ходить туда-сюда не позволю. Либо она возвращается и осознанно с дочкой живёт, либо пусть уматывает навсегда. Лара родила её, когда ей было семнадцать. Я не знаю даже, кто биологический отец Елизаветы. Я много раз помогал Ларе, вытаскивал из передряг, умолял, чтобы она вспоминала о малышке, но моя дочь продолжает жить праздной жизнью.
Воронов меняется прямо на глазах. Замечаю, как он опускает лицо и больше не смотрит на меня. Даже плечи, кажется, опали. Но уверена, что он скоро снова их распрямит, чего бы ему это ни стоило.
– Да, открытие… – я говорю теперь тихо, потому как представляю всё то, что рассказывает мне Александр Николаевич. – Но… простите, вы что, хотите заставить её любить дочь? Так не бывает.
– Нет, заставить любить невозможно, но времени уделять совершенно точно можно больше! Не мужикам, а дочери!
– А что вы сказали девочке, пока Лары нет сейчас дома?
– Что и обычно: у мамы разъездная работа. Лариса часто пропадала и раньше, пришлось придумать небылицу. Моя дочь уходит не прощаясь, и ребёнок ищет причину этого ухода именно в себе, а не в своей непутёвой матери. Пора с этим закончить. Это последний шанс. Или на выход, или остаётся с дочерью и больше не бегает.
Мне даже сложно представить всё то, что говорит мне сейчас Александр Николаевич. У меня сразу же как девочка вошла, и он обнял её, сложилось впечатление, что она ему важна и он её очень сильно любит. Но что он борется с собственной
дочерью за психику этого ребёнка и Ларисе девочка не нужна… Для меня это что-то за гранью.Кстати, Белов никогда не рассказывал мне про эту девочку. Знал ли он о ней.
– А мой муж знает про девочку? – сразу же спрашиваю.
– Да. Он видел её у нас в доме, и Лара, как я понял, ему про неё рассказывала. Она требует, чтобы я разрешил им жить у нас с Беловым, но сколько можно издеваться над ребёнком?!
Воронов срывается в злости и бьёт кулаком по столу, но затем понимает, что переборщил.
– Простите… сорвался. Просто это… это моя боль. Моя дочь – моя боль! Я признаю, что она мой самый провальный проект в жизни, если можно так выразиться. Я чего только не придумывал, чтобы она была возле дочери, раз Лиза в ней так нуждается. Но всё сводилось к деньгам.
– И вы планируете её дальше спонсировать?
– Возможно. А что делать? Но только её при условии, и без Белова! Моё чёткое мнение, что они очень плохо влияют друг на друга. Лариса пару лет адекватная была, я нарадоваться не мог. Даже клинику ей купил, когда она закончила медицинскую академию и захотела работать. Ну, думаю, перебесилась! Сердце в радости заходилось! Но Белов появился, они спутались, и всё, она снова вразнос пошла. Про дочь забыла, что ребёнок плачет, наплевала. И ей даже не важно главное: Лиза подрастает и скоро поймёт, что кроме денег и сменяющихся дядей, которых она приводит в дом – маме ничего больше не нужно. Я не могу допустить этого.
– А что такого страшного, если в жизни Лары появился мужчина? Но нормальный, естественно. Она что, ради дочери собой жертвовать должна?
– Нет, конечно, нет. Просто у нас уже жил три года назад такой как Белов. Я разрешил ему переехать к нам, думал, как-то повлияет это благотворно на Ларису. Мол, семья появилась и так далее. Но не тут-то было. Мои охранники рассказывали, как они куролесили прямо при Лизе. Точнее, пытались. Хорошо, что охрана успевала девочку увести. Так что… Вчера Скворцов. Сегодня Белов. А завтра кто? Хватит таскать в дом неизвестно кого.
Делает паузу, вздыхает, и у меня складывается чёткое впечатление, что он очень устал от поведения своей дочери.
– Видите, не такой уж я удачливый, как мы мне однажды сказали. Как-то вы восхищались, что у меня всё легко получается. Вот, – разводит руками, – далеко не всё.
Из него неожиданно вырывается какой-то странный смешок. Но мы находимся в ситуации, где совсем несмешно.
В этот момент мне кажется, что Воронов пытается убедить меня: у него всё отлично, но я вижу, что весь его вид, мимика, глаза кричат об обратном.
Словно… он запер где-то внутри боль и прячет её. И главное – у него получается! Но теперь я стала её отчётливо замечать после его признаний.
Его боль теперь мне видна в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждой фальшивой ноте голоса.
Он смотрит на меня, и в его глазах читается усталость и разочарование.
– Так что мы с вами, получается, две пострадавшие стороны. Я знаю, вы обижены на меня за моё поведение, но, Марта Викторовна, я ведь на самом деле всё что говорил вам недавно – это всё не для вас, а для него.