Измена. Мой непрощённый

Я подарил ей смартфон с навороченной камерой. И она первым делом взялась делать снимки Никитки. Пыталась заснять и меня, но я воспротивился этому! С детства терпеть не могу фотографии. Они вызывают в моей голове аналогии с мёртвыми. Помню, мама любила показывать мне наших «деда и бабу», и всегда уповала на то, что без фото они бы давно уже умерли в наших сердцах…

Нас поселили раздельно. Точнее, Снежана с ребёнком осталась в больнице, как мама. А я теперь вынужден жить в прибольничном отеле. Что само по себе хорошо! Позволяет отвлечься. Тем более, я все дни напролёт провожу рядом с ними. Пару раз предлагал Снеже выйти развеяться. Но она ни в какую! Вцепилась в Никиту, как будто его отберут.

А его в самом деле забрали. Сперва — на анализы, после — на кучу различных осмотров, КТ, МРТ. Я каждый раз отвлекал её, как только мог. Мы гуляли по саду в пределах больницы. Он здесь прекрасен, как будто в Раю! Призывал её фотографировать всё: от цветов до скамеек. И даже сам пару раз ей позировал рядом с кустом.

Мы обедали в местной столовой. Которую проще назвать — ресторан. Здесь шведская кухня, огромнейший выбор меню. Я взял всего по чуть-чуть и с трудом уместил на тарелке. Снежана не ела, почти. Вынуждая меня, как ребёнка, кормить её с ложечки.

Когда наш хирург наконец объявил, что все показатели в норме. И операция будет с утра, то Снежана весь день провела рядом с сыном. Я приносил ей в палату еду. Накупил в магазине журналов. Нашёл музыкальный канал на ТВ. Но он не добавил нам радости.

Мне так хотелось остаться с ней на ночь. Но правила были тверды! И накануне ухода, уже дотянув до того, что меня прогнала медсестра, я прижался губами к ладоням Снежаны.

— Я рядом, лапуль, я с тобой, — прошептал, ощущая, как пальцы дрожат.

Она не ответила, только объяла ладонями щёки. Щетина уже отросла, я не брился с прилёта. Подняла, заставляя смотреть ей в глаза. Они говорили без слов. Выражали немыслимый страх, что теснился в груди.

Я чувствовал то же! Но только не мог объяснить это с помощью слов. Мы так и сидели, в молчании глядя друг другу в глаза. Обвиняя друг друга. Прощая.

Никитка уже мирно спал в своей детской кроватке. Точнее, уже не в своей, а в больничной. Он не знал, что ему предстоит! А наш диалог прервала медсестра. Что вторглась непрошеной гостей.

— I'm sorry I have to ask you to leave, (Простите, я вынуждена просить вас уйти), — сурово, но сдержанно выдала на чистом английском.

Благо, что доктор наш был полиглот. И Снежана могла изъясняться на русском.

— I'm sorry I'm leaving now, (Простите, уже ухожу), — ответил я бегло и поднялся с колен.

Снежана осталась сидеть на больничной кровати. Потерянный, жалкий ребёнок. С грузом вины на руках. Я чувствовал, каким непомерно большим был для неё этот груз. Я хотел разделить его с ней! Но не мог.

— Я на связи, — кивнул на смартфон, что остался на тумбочке.

Памяти в нём было много. Снежана забила её бесконечными снимками сына. И часть фотографий пришлось удалить.

Вдруг она резко вскочила. В два шага подбежав, буквально повисла на мне, зарыдала, уткнувшись в рубашку.

— Ну, лапочка, что ты, — я погладил её по спине. Хрупкой, совсем исхудавшей. Она после родов поправилась. Но сильно сдала, когда весть о болезни Никитки из разряда простых подозрений превратилась в диагноз.

— Не уходи, останься, — умоляла сквозь всхлипы.

Медсестра, что стояла в дверях, деликатно смотрела в сторонку.

— Excuse me, can I stay? (Простите, могу я остаться?), — обратился я к ней. И как мог, показал взглядом как мы нуждаемся в этом.

Дородная женщина с кожей слегка смугловатой. Приезжая, явно. Из дальних земель. Она улыбнулась с таким сожалением, что даже без слов я услышал: «Нельзя».

«Что за дебильные правила? Садист их придумал», — злился я, гладил Снежану по волосам. Те спутались, спрятались в маленький хвостик. Казалось, что этот порог лишит нас друг друга надолго. Но что я мог сделать тогда?

— Снежок, посмотри на меня, — мягко взял её за подбородок. И, увидев заплаканный взгляд, сообщил тихим тоном, — Всё будет хорошо. Я в соседнем здании. И приду по первому зову. Эти злые люди говорят, что мне нельзя здесь оставаться.

Я покосился на медсестру. Весь её облик твердил об обратном! Плотное тело едва умещалось в халат. И Снежана в ответ рассмеялась.

— Ну вот, так мне нравится больше, — я наклонился, поймал губами слезинку у неё со щеки.

— Ты колючий, — поморщилась Снежа и потянулась губами к губам…

Прошло много времени с тех самых пор, как я навещал её после того суицида. Но я буду помнить всегда её взгляд и бледность на фоне больничной постели. Это случилось, по-моему, также, на исходе зимы. За месяц до этого я написал ей всего лишь одно сообщение.

«Я не могу больше врать. Я женат. У меня есть двое детей. Я знаю, ты найдёшь того, кто полюбит тебя. Ты достойна лучшего», — я перечитывал несколько раз, пока не решился отправить. Мои отношения с ней, моя тяга, пугали меня. Я зашёл далеко, и предвидел расплату.

Я смалодушничал, да! Это было сильнее меня. Посмотреть ей в глаза, говоря эту фразу. Я не боялся истерики, слёз. Я не был уверен, сумею ли? И потому предпочёл обойтись сообщением.

Я ждал, что Снежана начнёт мне звонить. Но она промолчала. И лишь под вечер ответила ёмко и коротко: «Я ненавижу тебя». Эта обида, которую я проглотил, была мною заслужена. На этом мои отношения с ней могли завершиться. Но поездка к партнёрам сквозь город Торжок была испытанием силы.

Удержаться? Послать заместителя? Проще простого! Ведь я уже вычеркнул этот момент из своей биографии. Забыл? Нет! Забылся. В делах и проблемах. Давид, как назло, распоясался, начал грубить. У Дины случилась истерика из-за какой-то фигни. Настя наехала, что я пропустил конкурс дочери, а сыну отвесил шлепок при сестре…

Я устал! Мне хотелось развеяться. Я сел за руль и поехал в Торжок. И там долго, муторно думал, сняв номер в том самом отеле. А после — решил позвонить. Трубку взяла её мама. И наорала, обвинив меня в смертных грехах.

— Будьте вы прокляты! — кричала она.

Вот же старая ведьма! Прокляла. Но не только меня. Она прокляла свою дочь.

Я приехал в больницу. И врач сообщил, что Снежана в тяжёлой депрессии. Она постоянно молчит и не ест. Я не думал о том, что случится, когда я войду. Вариантов было не так уж и много. Либо истерика, либо попытка покончить с собой у меня на глазах. Но я ошибался.