Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
В палате, в плену у потресканных стен. На койке лежало знакомое тело. Пряди волос разбросало по узкой подушке. Спина замерла под тугой простынёй. Я тихо приблизился, сел на соседнюю койку.
— Снежана, — окликнул её.
Она повернулась не сразу. Сперва только вздрогнула. Повела головой в мою сторону.
— Ты? — этот звук мог бы мне померещиться. Настолько он был тихим.
— Это я, — подтвердил, не касаясь.
Она резко села, подтянула колени к груди. И, метнув на меня недоверчивый взгляд, прошептала:
— Зачем ты пришёл?
Игнорируя
— Почему не сказала, что беременна?
Она отвернулась:
— А что бы это изменило?
Я не сумел ей ответить. Ведь знал — ничего! Тем не менее, именно он, наш ребёнок, наш сын, стал решающим фактором в этой безумной игре. И теперь, лёжа здесь, на чужой незнакомой постели, в этой жаркой далёкой стране, я прошу у Всевышнего:
— Боже, сохрани ему жизнь. Накажи меня, только пусть он живёт. Ведь это я согрешил! Это я всё испортил.
Мать всегда говорила, что Бог милосерден к тому, кто раскаялся. А я ведь раскаялся! Так пусть же меня наконец-то услышат. Ведь где, как ни здесь, в этом городе веры, молить о прощении всех милосердных Богов.
Глава 14. Настя
Сегодня мне тяжко. Не только физически, ибо я измотала себя, как могла. Но тяжесть на сердце сильнее! Избавить меня от неё может разве что алкоголь? Но я зареклась, что не стану. Ни пить, ни курить, ни травить себя антидепрессантами. Взамен я давлю тренажёры. Качаю пресс, уже больше ста раз за присест. И бегу сломя голову, как от погони.
Теперь в «Атмосфэрном кафэ», мы сидим, попивая целебный мохито. В нём только мята и лайм. И приятная свежесть ласкает меня изнутри. Машка «топит» кусочек лимона в искрящейся содовой.
— Ты, Кучинская, мазохистка конченная, — произносит она.
— Почему? — вопрошаю рассеянно.
Она, вскинув брови, твердит:
— Потому! — и упрекает меня своим взглядом.
Я знаю и так. Потому, что я места себе не могу отыскать второй день. Постоянно хватаю смартфон: нет ли каких новостей? Тамара Петровна напишет мне сразу. Таков уговор! А Машка твердит, что напрасно. Что это безумство, трепать себе нервы из-за такой «ерунды».
— Ты мне лучше скажи, ты с Эльдаром спала, или нет? — меняю настрой.
Машка стучит длинной ложечкой о бортик стакана. Тот от прохлады покрыт конденсатом. По лицу понимаю, что нет! Но терпеливо жду, когда подруга поделится правдой.
— В общем, у нас не срослось, — отвечает со вздохом.
— Чего? — я ехидно бросаю, — Его член тебе не подходит?
Машка цокает, ложечка падает в мутную жидкость:
— Насть, ты меня удивляешь! При чём тут член?
Двое качков, что сидят неподалёку от нас, с любопытством взирают, услышав знакомое слово.
— Тише ты, — шепчу я подруге.
Но та безутешна в своей безответной любви.
— Он сказал мне, что у него в сердце другая женщина, — намекает она недвусмысленно глядя.
— Может быть, он про жену? — выпускаю наружу догадку. Но правдивость её тут же меркнет.
— Издеваешься? — фыркает Машка с
обидой.Будто я виновата, что Эль не позволил себя соблазнить. В коем-то веке мужчина отвергнул её! Пускай даже так деликатно. Но Машкино женское ЭГО не терпит отказов. И поэтому сильно болит.
Мне стыдно! Ведь я-то уж знаю, кого он имеет ввиду. Он до сих пор суетится вокруг моей скромной персоны. В последний раз притащил полный продуктов пакет. Там была курица, овощи, морепродукты.
— Бери! — настоял и уехал.
Вот такой Робин Гуд! Помогает ущербным и брошенным. Знал бы он, что мне по силам скупить не только продукты, но и весь гипермаркет целиком.
Однако, об этом я предпочитаю молчать. И отвечаю:
— А может, и к лучшему? Значит, вы не подходите друг другу.
Машка хмыкает:
— Да уж! Лучше узнать об этом на старте, чем накануне фарфоровой свадьбы.
Я прекращаю цедить свой Мохито. И удивлённо смотрю на неё.
— Извини, — произносит подруга.
И остаток кофейного брейка мы просто молчим. А после — идём в тренажёрку. И занимаем каждая свой агрегат. Я — беговую дорожку, а Машка — ножной, для прокачки своих ягодиц. Хотя, они у неё даже слишком прокачаны.
Перебирая ногами, я думаю. Вспоминаю тот день, когда получила развод. Свидетельство! Просто бумажку, где было написано, что мы больше не муж и жена. Мы получали его по-отдельности. Каждый был сам по себе.
Однако Самойлов прислал сообщение:
«Поздравляю!», — и рядом приклеил свой собственный документ.
Я хотела поздравить в ответ. Но в последний момент передумала:
«По-твоему, это повод для радости?», — написала язвительно. Внутри у меня было пусто. Как будто сквозь трещину в вазе ушла вся вода.
Он не заставил себя долго ждать.
«Это ты хотела развод, а не я», — ответил Самойлов.
Теперь этот фактор всегда будет против меня. Это же я попросила развод! Это я его выгнала из дому! Это я — самый страшный злодей. А Илюша — хороший.
«А чего ты хотел?», — если к нему приложить интонацию, тот этот вопрос мог звучать совершенно иначе. Акцент на слове «чего» упрекал. А если выделить «ты», то получится — я извиняюсь.
Он написал невпопад. Просто, желая напомнить:
«Я любил нашу семью».
Эта фраза была не закончена. В продолжении было: «А ты?». Он меня обвинял. Будто я не любила!
«Это ты всё разрушил! Убил! Растоптал!», — хотелось мне выкрикнуть. Но пальцы застыли. Я прикусила губу, и ответила с явной иронией:
«Самойлов, ты не умеешь любить».
И представила, как он кричит: «Я умею!»…
Смартфон оживает в корзинке, где кроме него поместилась бутылка с водой, полотенце и яблоко. Одно из тех, привезённых Эльдаром. Румяное, спелое! Оно вдохновляет меня.
Я нажимаю на кнопку, перехожу на медленный бег. Затем замедляюсь сильнее, до шага. Беру телефон. Индикатор горит, извещая о том, что пришло сообщение. Это может быть кто угодно! Денис с новостями, что к ужину будет. Хотя, как всегда, не успеет в обещанный срок.