Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
Незнакомка хмурится. Затем её настигает прозрение:
— Вы имеете ввиду ребят? Ну, конечно! Они дружат с самого детства.
— Я имею ввиду первую любовь, — конкретизирую я.
«А также первые объятия, слюнявые поцелуи по углам дискотек и клятвы в вечной любви, до конца школы…».
— Любовь? Да что вы? К Веруне? — мамаша как будто уязвлена, — Она, конечно, хорошая девочка. Но Костику нравится какая-то другая.
— Какая? — придвигаюсь я ближе.
— Так если б я знала, — вздыхает она.
Я тоже вздыхаю. Смотрю повнимательнее
— А вообще, я себе и представить не могу, как тяжело должно быть воспитывать дочерей, — говорит незнакомка.
— Да уж, непросто, — киваю в ответ.
— Неполная семья — это трудно, как ни смотри, — добавляет она, вынуждая меня согласиться.
Неполная, конечно. А какая же? На выступление дочери я пришёл без жены. Впервые за всё это время.
— А вы тоже в разводе? — предвосхищаю я ряд вопросов с её стороны. Подтверди, что ты тоже! И закончим на этом.
— Я — вдова, — поясняет она.
— Простите… сочувствую, — смущаюсь своей беспардонности. Но она не расстроена:
— Ничего, я привыкла одна.
Я должен что-то сказать. Но не знаю, что принято говорить в такой ситуации. Я уже посочувствовал. Единственное, что я могу, посоветовать ей, найти себе нового мужа. Но это будет слишком жестоко с моей стороны. К тому же, она весьма интересна! Я не хочу ей грубить.
— Одному не так уж и плохо, — вырывается у меня.
— Вы один? Не поверю!
Смех у неё мелодичный. Она смеётся, а я не смеюсь. Нужно сказать ей, что я не один? Или же «плыть по течению»? Решаю сказать.
— В общем-то, я не один. Но был некий опыт.
— Мужчинам проще найти себе пару, чем нам, — произносит она. И я хочу возразить! Вот, например, моя бывшая. Меняет мужчин, как перчатки…
Но в этот момент зажигается свет. На сцену выходят артисты. Все хлопают. И поднимаются с мест. Мы тоже встаём. Я кошу взглядом в бок. Туда, где стоит, рукоплещет, в проходе, та самая бывшая. Настя. Хочется к ней подойти. Но нас разделяет огромное множество кресел, людей, голосов…
Она в вязаном платье. Красивом, чуть выше колен. И я вспоминаю его, это платье! Однажды снимал его сам. Странное чувство. Видишь что-то своё, а потрогать не можешь.
После оваций артисты идут в закулисье. Я прощаюсь с соседкой. Иду ожидать появления «звёзд» раньше всех, вслед за Настей. Становлюсь позади в коридоре.
— Привет, — говорю ей в макушку.
Она поднимает глаза:
— Здравствуй.
Надо же! Как официально. Значит, специально отсела? Значит, обида ещё не прошла? Значит, есть на что обижаться.
— Хорошо танцевали, — бросаю, наблюдаю за ней краем глаза. Ресницы накрашены, на щеках нездоровый румянец. Руки так сильно сжимают смартфон, что тот вот-вот хрустнет.
— Что? Да! — кивает Настя. Она словно не видит меня.
Из-за кулис вылетает стайка накрашенных птиц. Среди них моя дочка. Простившись с подругой, подходит. В руках — мой букет. Не оставила
там! Забрала.— Пап, я ж просила! — тем не менее, фыркает Динка.
— Ну, извини, — пожимаю плечами.
— И ты здесь? — обращается к матери таким тоном, как будто её не ждала.
Настя сглотнув, замирает. Кусает губу.
— Что значит, и ты? — коверкаю Динку.
— То и значит, — обиженно хмурится дочь.
Настя тоже обижена. И я ощущаю себя третьим лишним.
— Дина! Не груби матери! — говорю со всей строгостью.
На меня смотрят обе. Настя — растерянно, а Динка — уже со слезами в глазах. Выдыхаю:
— Может, в кафе?
Вспоминаю, как раньше сидели после таких выступлений в кафе. Ели всякие гадости и выражали восторги. Но дочка бросает:
— Мы с друзьями потусим в Париже.
— В Париже? — хмыкаю я.
— Кафешка такая, «Париж», — закатив глаза, уточняет она.
— И до скольки будет длиться эта… тусовка?
— Да мы на пару часов всего! Нас тёть Оля потом по домам развезёт, — клянчит Динка.
— Ты знаешь тёть Олю? — обращаюсь я к Насте.
— Знаю, — кивает она.
Динка уходит. А мы остаёмся один на один. Мне неловко. Ей тоже.
— Насть, ты прости меня, ладно, — решаю начать.
Она усмехается:
— Что-то часто ты стал просить извинений, Самойлов. Тебе не кажется?
— А ты предпочла бы не знать? — удивляюсь её равнодушию. Узнав об измене любимого, нужно страдать. А она улыбается!
— Не знать чего? Что ты извращенец и трус?
— Эй, поосторожнее со словами, — торможу я её.
— А ты не указывай мне! — цедит Настя. Теплотой от неё так и веет!
Мы выходим на улицу из разных дверей. И садимся в машины. Мне интересно, куда она едет. Но я не решаюсь следить. Вместо этого заезжаю в кулинарию по дороге домой. И беру для Снежаны большой снежный торт. Он так и называется «Снежный». С узором из мелких жемчужин, утопленных в крем.
Глава 30. Настя
— Я больше так не могу! — произношу я в пространство и цепляюсь за руль, — Я за этот визит к диетологу потеряла, наверное, половину нервных клеток.
— Ну, не утрируй! — смягчает Манюня.
Голос её наполняет салон. И кажется, Машка сидит со мной рядом. Но я в машине одна. И мы говорим по смартфону. Благо, есть громкая связь.
— Я не утрирую, Маш! — возражаю, — Ты б видела, как она вела себя! Как будто я ей никто. За что она так со мной, а?
Слёзы уже наступают. И я прогоняю их. Жму на педаль, обгоняя Оку.
— Солнышко, я тебя понимаю, — пытается Машка утешить меня, — Уж кто, как ни я? Но ты придаёшь этому слишком большое значение. Это пройдёт!
— Когда? Когда это пройдёт? — тороплю я её. Словно Машка действительно знает ответ.
Вспоминаю Дианку. Её хмурый взгляд и попытку сбежать, когда она осознала, к кому на приём привела её мать.
— И что диетолог сказал? — прерывает мои размышления Машка.
Вздыхаю: