Измена. Мой непрощённый
Шрифт:
Настины брови взлетают на лоб:
— Точно! Ты говорил, что в июле? Какого числа?
Я, оттопырив губу, пожимаю плечами:
— Я решил не тянуть. Хочу взять билеты число на двадцатое, в июне. Ты не против?
Она закрывает глаза:
— Скорее бы. Я хоть отдохну от неё.
— Наше исчадие ада, — добавляю я с нежностью.
Настя молчит. Улыбается. Смотрит в окно. Эта стрижка, каре, оставила шею открытой. И этот изгиб, такой нежный, такой уязвимый, вызывает внутри меня странное чувство. Чувство боли. И чувство стыда. Я опускаю глаза, подавляя их. Оба.
— Слушай, — говорю,
Настя хмурится:
— Парень? Да… нет. Я бы знала!
— Да? — я веду языком по губе, — Значит, мне показалось.
— У нашей дочери много поклонников, — говорит, не без гордости, Настя, — А будет ещё больше. Так что ты привыкай.
Улыбка её. Её взгляд, обращённый ко мне, нарушает то хрупкое чувство контроля, которое я так берёг. И я понимаю, что слаб! Почему в этот раз мне так трудно?
— Это то, о чём ты хотел поговорить? — давит Настя.
Словно хочет меня подтолкнуть. Ну, давай же, Самойлов. Скажи ей всю правду! Ты мужик, или нет?
Я, сглотнув, отвечаю:
— Об этом.
И несказанный мною поток обличающих слов застревает у самого горла. Решимость моя угасает! Я продолжаю держать их внутри, но уже по инерции. Зная, что им не дано прозвучать. Я не желаю обманывать Настю. Но делать ей больно сейчас равносильно тому, чтобы ранить себя самого…
— Значит, свой день рождения ты будешь в Грузии? — вопрошает она.
— Скорее всего, — я киваю, утаив от неё, что намерен слинять. И отпраздновать свой день рождения с Лежей. Напиться до чёртиков! Вырвать его из объятий заботливой Ритки. И спровадить навеки свою холостяцкую жизнь…
Я выхожу от неё в совершенно другом настроении. Будто само посещение этого дома добавляет мне жизненных сил.
— Ты давай, береги себя, ладно?
— Стараюсь, — вздыхает она. И провожает мой джип долгим взглядом.
Впереди расстилается лентой дорога. По бокам зеленеют кусты. Соседский бульдог принимается лаять, увидев машину. Я киваю соседу. Дом — это место, которое создал ты сам. И другого такого не будет.
Глава 54. Настя
Моя беременность длится без малого месяц. Но мучения, которые мне доставляет, равносильны годам. Меня ежедневно мутит, вся еда моментально выходит наружу. Но есть я хочу так безумно, как будто во мне разрастается полчище диких зверей.
Вопреки заверениям Миши, я сделала несколько тестов на следующий день. И все показали двойную полоску! Как женщины жили без тестов? Ходили к врачу? А врач, искоса глядя на их безымянный палец, выдавал свой постыдный вердикт: «Залетела».
Два дня напролёт я проплакала. Сказалась больной и продинамила Витю. Он собирался приехать ко мне. Но я запретила ему приезжать! Боялась, что выдам себя. Что он прочитает в глазах эту правду. И… странно, но мне было проще представить, что он разозлится. Чем то, что он будет рад.
Но ведь он будет рад? Я-то знаю! Сколько раз он делился со мной этой радостью, которой ещё не случилось. Рассуждал, как умён мой Давид. И как бы он воспитал своих… наших детей. Я молчала. А зря! Я должна была раньше сказать. Но о чём?
О том, что рожать не хочу и не собираюсь. О том, что жениться на мне не прошу. А зачем это всё? Наши
встречи и наши объятия. Наше «гнёздышко», где всё говорит о любви. О любви…Это слово теперь под запретом. Я запрещаю себе говорить, даже думать о нём. Я была им любима, желанна так долго. Непозволительно долгое время! Я отняла это время у Вити. Он истратил его на меня. А мог бы истратить на более зримые цели. Найти себе девушку. Ту, что подарит ему двух детишек, подарит семью, о которой мой Витя мечтал. Это буду не я.
Я не плачу. Все слёзы впитала подушка. О, как же много в ней слёз! По Илье. А теперь… и по Вите. Однажды я прочитала такую занятную фразу: «Любовь — это когда ты желаешь счастья любимому человеку, даже если он не с тобой». Я смеялась над этим, когда прочитала. А теперь не смеюсь! Это правда. Любовь — это дар и проклятие. Любовь — это слово и целый несбыточный мир.
«Ты должна отпустить», — убеждает мой разум.
«Ты должна удержать», — напирает душа.
Как же больно! Но выхода нет. Я пыталась представить нас с Витей, семьёй. Но столько «подводных камней» разбивают моё представление вдребезги. Он переедет ко мне? А что скажет Динка? А как сын воспримет тот факт, что у матери будет ребёнок «на старости лет»? Да и потом…
Время нещадно для женского тела. К тому же, родив, я истрачу последние силы, последний запал. Что останется? Куча растяжек, вдобавок к тем, что уже украшают меня. Отвисшие груди, которые мне удалось сохранить в мало-мальски приличной форме. Останется вечная тень увядания. В то время как Витя начнёт «хорошеть»! На него и сейчас смотрят девушки. А будут смотреть ещё больше, когда возраст его подойдёт к сорока. Ч и т а й н а К н и г о е д . н е т
Вспоминаю невольно, что именно в этот период Илья изменил. Хотя в тридцать лет ещё клялся в любви. То же будет и с Витей! Я знаю. Вот только… что будет со мной? Я, как глупая дурочка, «дую на воду»! Но я так боюсь потерять его после, спустя много лет. Когда прирасту к нему кожей и мясом. Что мне куда проще проститься сейчас.
Официант приближается. И я намерена сделать заказ. Пока жду его, съем что-нибудь. И пускай меня после стошнит! От волнения, или от раннего токсикоза. Настолько раннего, будто ребёнок, цепляясь за жизнь, заставляет меня передумать.
«Пожалуйста, не убивай», — звучит его голос в моей голове. Или я просто уже обезумела, от этих бескрайних сомнений?
Мы не виделись несколько дней. А теперь я сама пригласила его пообедать. Витя скучал и звонил ежедневно. Разрывая мне сердце! Ведь я всё решила. Я стану убийцей! Возьму на себя этот грех. И он не узнает об этом. Никто не узнает! Разве что, Мишка… Но он сохранит эту тайну. Ему нет причин выдавать.
— Слушаю, — говорит официант, молодой паренёк. И застывает с улыбкой.
Я, разложив на столе папку с меню, начинаю перечислять:
— Пожалуйста, суп-пюре, рыбу в кляре, картошку, салат из свеклы, и… чай зелёный с кокосовым муссом.
Выдыхаю. Наемся для храбрости! На голодный желудок совсем тяжело говорить.
Сначала на стол ставят суп. И я берусь поглощать его жадно. Так, что парнишка с подносом, умильно сощурившись, желает:
— Приятного аппетита.
— Спасибо, — киваю в ответ.