Измена. Проиграть любовь

Кажется, в этот раз стоит изменить своим привычкам и промолчать. Но Хоффман прекрасно додумывает всё за меня.

– Этакой золотой молодёжью, мальчишкой, захотевшим очередную красивую игрушку? – и я отвожу взгляд, оглушённая тем, как точно он охарактеризовал моё к себе отношение. И от того, что, похоже, в Хоффмане я катастрофически ошиблась. Снова. – Я закончил самую обычную школу с золотой медалью, университет с красным дипломом и ни копейки не взял у отца. А твоё отношение…

Он резко встаёт и подходит к окну, а я начинаю чувствовать себя виноватой. Может, и правда не стоило сразу вешать на него клеймо. С другой стороны, даже это не отменяет его дурацкие выходки.

– Хорошо, возможно, я была не права, – и кто бы знал чего мне стоит выдавить из себя эти слова!

– Возможно? – разворачивается он уже прежним и я начинаю сомневаться в том, что его вспышка не привиделась отупевшему от чисел сознанию.

– Извини? – его явно веселит знак вопроса и Хоффман возвращается, но не садится, вместо этого нависнув надо мной.

– Извиню, если станешь звать меня по имени, – и настолько многообещающе это звучит, словно мы уже на пороге совместной ночи.

– Далось мне твоё прощение! – я отклоняюсь на стену, увеличивая расстояние, с насмешкой на губах. – За помощь – спасибо, но это не значит, что мы стали друзьями.

– Далась мне твоя дружба! – копирует меня Хоффман и приземляется на прежнее место. – И у тебя ещё один пример.

– Да твою же!.. – все эти игры резко теряют актуальность, когда я уверяюсь в его правоте.

Достало! Интересно, Глебов взятки берёт? Мне остался зачёт и экзамен, и можно будет забыть об этом кошмаре навсегда, так что я действительно готова уже ему заплатить! Только бы отвязаться!

– Хочешь решу? – его не смущает мой настороженный взгляд. – Честно. Решу сам, а ты просто перепишешь.

– И чего это будет мне стоить?

– Ты меня поцелуешь, – ответ без увиливаний и я давлюсь вздохом.

– Рехнулся, Хоффман?!

– Разве это большая плата за самый сложный, с подвохом, пример? – он не настаивает, продолжая ломать стул и именно это заставляет меня задуматься.

– Что за детский сад!

Самые, по его словам, простые дались мне так, что всё ещё хочется застрелиться, а сложный? Одна я его вряд ли решу. С Хоффманом закончу к утру. А без этих примеров меня не допустят к зачёту.

– Оправдываю твоё мнение, – его усмешка резко склоняет чашу весов в сторону самостоятельного решения.

– Слушай, вот какого ты, вообще, заявился усложнять мне жизнь?

– Ты знаешь.

– Знаю, – мой тяжёлый вздох его не впечатляет, – и не понимаю почему продолжаю с тобой общаться.

– Потому что я тебе нравлюсь, – и Хоффман облокачивается на стол так, что я снова различаю тёмные прожилки в радужке разноцветных глаз.

– Очень, – на выдохе, – особенно, когда находишься вне поля моего зрения.

– Ну, Ки-ир, – он с тихим смешком отодвигается, – ладно ты мне врёшь, но себе-то уже можешь признаться.

– Согласна.

– Что?

– Я тебя целую, ты всё решаешь и исчезаешь из моей квартиры! – интересно, до меня кто-нибудь ещё видел сбитого с толку Хоффмана?

– В чём подвох? – он даже не думает расслабляться.

– В том, что каждый твой визит, в конце концов, уходит куда-то не туда. А так, я тебя поцелую, до тебя, наконец, дойдёт, что во мне нет ничего сверхъестественного и ты переключишься на блондинку из зоопарка.

– На кого?.. А-а. А если не выйдет? – он многообещающе улыбается. – Если я, наоборот, уверюсь, что ты – единственная?

– Тогда я переведусь в другой университет, Хоффман, – и в этот раз я не шучу. – Говорят, в Федеральном неплохой факультет журналистики.

– Думаешь, поможет?

– Тебе – не знаю, а мне очень даже. Как минимум лишусь общества Меркуловой, Глебова и твоего.

Я захлопываю ноутбук, Хоффману он всё равно не понадобится. Вообще, идея так себе и я готова в этом признаться, знать не зная почему решилась. Скучно стало? Адреналина не хватает? Так стоит только позвонить Самсонову и разом отпали бы оба вопроса.

Или действительно пора перестать притворяться и подтвердить что мне, как минимум, любопытно? И это спустя неделю после измены мужа. Совесть? Не беспокоит. И в связи с этим вопрос: а была ли та любовь? Или я талантливо себя в этом убедила?

Грустно осознавать, что в своих проблемах отчасти виновата я сама. Может, Кириллу не хватало именно этого – любви? Только он осознал это первым.

– Ты уверена?

Всё это время Хоффман пристально меня разглядывает, но вряд ли приходит к верным выводам.

– В чём?

– Ещё даже недели не прошло после… – он запинается. – Тебе не станет хуже?

– И от кого я это слышу, Хоффман! Твоя бы воля, ты бы разложил меня на столе ещё в первый визит сюда! – я поднимаюсь и скрещиваю руки на груди. Не лучшая атмосфера для поцелуя.

– Я блефовал, Кир, – поясняет он, словно неразумному ребёнку. – Я не совсем скотина, чтобы разводить тебя на секс в том состоянии.

– Серьё-ёзно?! – у меня нет цензурных слов. – Это теперь так называется? А зажимал меня здесь же, на кухне, ты тоже притворяясь?

– Мне давно не шестнадцать и я в состоянии себя контролировать, – кривится Хоффман, кажется, только сейчас понимая, что наше общение виделось обоим с совершенно разных углов.

– А в шестнадцать не мог? – вырывается помимо воли.

– В шестнадцать я был… плохим сыном, – даже знать не хочу, что он под этим подразумевает.

– Хоффман, а вот скажи мне, по-твоему, я склонна к насилию? – он явно пытается предсказать поворот диалога, но даже я бросила это дело. – Или к каждому бросаюсь с намерением разбить нос? Ты, аналитик хренов, считаешь, что я сделала это почему?

– Выпустить пар? – хмыкает он и резко отступает, примирительно поднимая руки. – Всё, я понял, повторять не обязательно.

– Да потому, что ты достал меня со своими приставаниями! Ты, вообще, в курсе как выглядят утешающие объятия?!

– Показать?

И эта его насмешка меня добивает. Кажется, я всё же собираюсь повторить свой подвиг, но Хоффман перехватывает мои руки и заключает в объятия. Утешающие, ага.

– Целоваться будем? – радостно улыбается он.

– Давай уже, Хоффман! И вали, пока я хоть как-то держу себя в руках.