Изменить нельзя простить

Черт, черт, черт.

В горле клокотало. Глаза горели.

Раз за разом я набирала мудака Андрея, который, словно чувствуя мое состояние, вообще отключил телефон.

Я не знаю, что делать!

Я не знаю!

Я в ловушке.

Я в клетке, из которой не было выхода. Последняя надежда на работу исчезла вместе со словами Бестужева.

Я припарковалась возле дома Ляли. Влетела в квартиру, на ходу стягивая с себя офисный костюм. Выбрасывая в сторону туфли. Я расстёгивала на груди блузку, почти вырывая пуговицы с мясом.

Ляли дома не было.

Истерично, словно от любого бездействия я сломаюсь, стала открывать кухонные ящики и сгружать в раковину посуду. Выдавила на губку средство и терла тарелки с таким остервенением, словно представляла на их месте Андрея. Нервозность набирала обороты, и через пару часов я ползала по полу в одном лифчике и трусах и оттирала прожилки на ламинате зубной щёткой. Внутри словно поднимался ураган, и если я всю его мощь не выплесну, меня разорвёт на части.

Руки дрожали. В голове что-то громко стучало. Я приваливалась спиной к стене и слышала аромат моющего средства. Стерильности. Чистоты.

К пяти вечера головная боль стала невозможной, а звонки Андрею не принесли никакого результата. Я выставила в ванной все баночки по высоте и сдалась. Вытряхнула из сумки обезболивающее и проглотила две таблетки.

Сердце так сильно стучало в рёбра, словно вот-вот выпрыгнет и пойдёт в путешествие без меня.

Я обработала руки хлоркой. До скрипа, до обожженной кожи.

Мне было страшно, больно, отравительно.

Я была грязной изнутри и снаружи.

И все равно не знала, что делать.

Андрей не отвечал, даже когда на часах несмело появилось восемь вечера.

Я больше не могла терпеть.

Я накинула на себя шорты и футболку. Прыгнула в машину.

По вечернему городу стайками сновали авто. Летняя жара сделала воздух просто раскалённым, и я, тяжело дыша, глотала тёплую минералку, чтобы просто успокоиться.

Андрея не было дома.

Я ходила по комнатам, смотрела, как засралась квартира, как на столе перемешались чашки разных размеров, как в ванной полотенца всех цветов висят кучей, как подушки разбросаны по кровати. Меня трясло.

Я открыла шкаф Андрея и долго возилась в бумагах, но ничего, никакого свидетельства о таких суммах не могла найти.

Мутило. На кончике языка проступала горечь.

Я запивала ее виски. От него не становилось легче. Но так я хотя бы перестала пугаться каждого звука. А спустя четверть бутылки я поняла, что все бесполезно. Андрей сотрёт меня в порошок. Он ненавидит все, что со мной связано.

Я разбросала все документы по кабинету, потопталась на них. Вытащила остатки вещей и сгрузила все в машину. Меня так сильно трясло, что я не понимала, зачем села за руль после алкоголя. Дошло до меня это через перекрёсток от дома, и я припарковалась в одном из двориков. Вызвала такси.

В голове сквозь вязкий шум приходило осознание, что я в какой-то могиле, похороненная заживо. И чем больше я пыталась выкарабкаться, схватиться за выступающие корни деревьев, тем сильнее меня утягивало в глубину. В самое жерло ада, где меня дожидался персональный дьявол.

Снова офис и мой бег по коридору. Глянцевая дверь в бликах заходящего солнца.

Мои пересохшие губы под внимательным и острым взглядом Кирилла, который курил сигару и пускал белёсые кольца дыма по помещению.

— Продаться решила, — хриплый баритон словно первые звуки раскалённого жерла преисподней.

— Двадцать два миллиона… — губы не шевелились, и это точно говорила не я. Я не могла сказать. Я же давно мертва. Все это блажь, сон, иллюзия жизни. Я в той могиле и не пытаюсь выбраться. Так какая, к черту, разница, что будет с моими мертвым телом. Какая разница между одним палачом и другим?

Кирилл медленно встал со своего кресла. В расстёгнутом вороте тёмной рубашки атлетичная грудь, которая рвано вздымалась.

В моих лёгких нет воздуха. И я вздрагивала как будто от каждого шага, но на самом деле просто задыхалась.

Горячие пальцы на моем лице и холодное:

— Мне не усралась такая капризная игрушка. Поэтому иди нахер.

Глава 18

Кир. Рыжая стерва.

Полоска кожи между низкими джинсами и высоким топом была молочно-персикового цвета. Аккуратный, нежный, чувствительный живот с пуговкой пупка. Такой только укусить. Аппетитная задница, ровно такая, от какой стояк каменный. И вишенкой на торте — копна рыжих волос.

Все это пронеслось мимо меня на парковке со скоростью урагана. Блядская натура заорала, просто оглушая: «Поймать, трахнуть. Нет! Затрахать!».

Я дёрнул подбородком, поправил штаны, в которых из-за рыжей девки стало тесно. Почти как в восемнадцать.

Я щёлкнул сигналкой и пошёл к офису рекламной компании.

Фак!

Лифт. Один. С ней.

Я чувствовал ее запах. Какие-то пошлые цветочные ноты. В голове сразу сложилась картинка, как этот самый аромат мешается с влажным, горячим мускусным фимиамом жёсткого траха. Когда по подбородку девки стекают слюни, а между ног сладко все хлюпает. Я отстранился. А рыжая, словно не замечая ничего, кроме своего телефона, переступила с ноги на ногу и тряхнула копной гладких, шелковистых даже на вид волос.

Я мысленно взвыл.

Помолился богу, хотя привычнее дьяволу, чтобы вышли не на одном этаже. Но нет.

Девка побежала впереди меня, неся на вытянутой руке кофр с платьем или костюмом. При этом ее задница так соблазнительно выписывала восьмёрки, что я остановился и склонил голову вбок, чтобы как следует разглядеть. Чтобы потом под закрытыми веками всплывала эта картинка. Рыжая выходит из машины, грудь вздымается от тёплого и душного воздуха города, а между полушариями груди проступили бисеринки пота, который слизать бы…

Фак.

Восемнадцать лет. Но тогда никто просто так не давал, и приходилось заниматься ручным трудом. И походу прямо сейчас придётся вспомнить то печальное время.

Я стиснул зубы. До хруста. До скрежета.

Идти было неудобно. Член стоял колом, сковывая нормальный шаг.

В конференц-зале работал кондиционер, и я присел под него. Отпускало. Толстый и весь благообразный, аж бесит, мужик распинался над рекламной кампанией, которую его фирма сделает в лучшем виде за большие бабки. Дерьмо вопрос, лишь бы выхлоп был, а не классическое кидалово. Я уже собрался гаркнуть, чтобы перестал тянуть резину, но дверь распахнулась, и я…