Изучающий мрак (Дарвей)

– Тихо. Уважайте память покойного. Он это заслужил.
– Дарвей расстегнул воротничок мантии и вынул знак гильдии с монограммой.
– Я передам этот знак его родственнику. Вряд ли посланцы императора будут внимательны к подобным мелочам. Его тело, скорее всего, сожгут вместе с остальными.

– Ты... знал его?
– удивленно спросил Малем.

– Нет, но я хорошо знаю его младшего брата. Это Орман, главный астролог ордена. А этого почтенного мага звали Марк.

– Мир праху его, - Клифф опустил голову.
– Но если он раскрыл планы предателя или предателей, почему они не убили его сразу? К чему было ломать пальцы? Зачем эта необоснованная жестокость?

– Возможно, они хотели склонить Марка на свою сторону... Но если верить словам Ормана о брате, я не удивлен, что у них ничего не вышло.

– Непросто будет сообщить ему такую тягостную новость, - сказал гном.
– Лучше будет опустить подробности.

– Он уже знает.

– Откуда?!

– Я же говор - Орман астролог. Один из лучших.

Дарвей вздохнул, снова обвел лабораторию взглядом, но не увидел ничего такого, что приблизило бы его к разгадке. В голове монаха крутилось два вопроса: зачем оркам понадобился Барнас, и что такое они могли предложить ее защитникам, что те пошли на предательство? Конечно, у всех есть цена, но все-таки трудно смириться с мыслью, что нашлись желающие сотрудничать с бакетами.

– Пойдемте. Если нас застанут в крепости, будет очень трудно объяснить, что мы здесь делаем.

– Труднее всего придется мне, - заметил Грем.

– Тебя убьют сразу, не слушая никаких объяснений.

Не позднее чем через час друзья оставили разрушенный Барнас, успев отойти на значительное расстояние. Но хотя крепость теперь лежала позади, каждый из них уносил в душе ее кусочек - маленький потухший уголек. Он останется там до тех пор, пока не придет время расстаться с горьким прошлым. Барнас - живая легенда, символ надежды стольких поколений... Надежда, обломки которой они посетили.

Грем не понимал, какое место он занимает в их странной компании. Его мучил миллион вопросов, на которые нельзя было получить ответ. Ответы на вопросы, заданные не вовремя - как любил говорить его отец, только вредят рассудку вопрошающего.

Его отец Греддок был славным воином и погиб в бою, как и полагается. Но мало кто знал, что он не только отлично владел топором и метал ножи...

Старик обожал мед и держал большую пасеку. Он обустроил ее на южном склоне горы, где каждый год вырастали и распускались синие и белые цветы. Когда Грем был еще маленький, отец брал его с собой на сбор меда. Он на всю жизнь запомнил его вкус. Вкус меда - вкус детства. И этот запах, цвет... Что может чудеснее?

Но Грему было некогда возиться с пасекой, поэтому после смерти отца она перешла во владение младшего брата. Он уже больше десяти лет не появлялся в тех краях, но вряд ли там что-то изменилось. В полдень над цветами между светлых домиков-бочонков все так же кружат мохнатые пчелы... Приятно думать, что где-то есть место, которое не меняется. А вот эти невообразимые узоры на его куртке вышила его сестра. Ей хотелось сделать брату приятное. Оно переняла талант к вышивке от матери.

Но если люди об этом узнают, то поднимут на смех. Конечно, ведь орки - это ревущие убийцы, без души и любви к чему-либо. Хотя, нужно признать, что у людей и гномов есть причины так считать. Да и он сам совсем недавно полагал, что ни те, ни другие не имеют права на существование. Это была ошибка...

Все равно, он никогда не расскажет им об отце и пасеке. Обнажишь свои чувства - проявишь слабость. А он не имеет права быть слабым. Пасека - это слишком личное и о ней никто не должен знать.

Но почему Дарвей так загадочно улыбается, когда смотрит на него? Ему известна его тайна? Возможно. Этот странный человек заглядывает прямо в душу. От него ничего не скроешь, он видит суть. Даже у бакетов не было такого пронзительного выворачивающего взгляда...

– Мне только кажется, или я действительно что-то заметил?
– озадаченно спросил Клифф, прикрывая глаза рукой от слепящего солнца.

– Где?

– А вон там, между холмом и рощей. Похоже на облако.

Они стали всматриваться туда, куда показал маг. Дарвей прищурился. Он первым понял, что видит юноша.

– У тебя хорошее зрение, Клифф. Это облако пыли, поднимаемое всадниками императора. Скоро они будут в Барнасе.

– Предлагаю удалиться под защиту леса, - сказал Малем.

Возражений не последовало.

Гном был очень щедр, назвав это сборище жалких кривых елей лесом. Их тонкие стволы скрипели на ветру, а ветви роняли желтоватые иголки. Они выглядели так, словно всех их поразила неизвестная болезнь. Друзья не успели сделать и десятка шагов, как позади них прогремел взрыв и приподняв на мгновенье над землей, бросил вниз. Дарвей закрыл голову руками от камней и песка, сыпавшихся с неба.

– Всемогущий Боже...
– Клифф обернулся.
– Это крепость! Она взорвалась!!!

– Вовремя мы оттуда ушли, - сказал Малем.

От Барнаса действительно мало что осталось. Взрыв окончательно уничтожил башни и разворотил большую часть стены.

– Что же могло так рвануть?
– озадаченно пробормотал Грем, дергая себя за ус.

– Надеюсь, войска императора не пострадали. Как ты думаешь?
– Клифф повернулся к монаху и увидел, что тот недвижимо лежит и тяжело дышит.
– Что с тобой?

Дарвей был очень бледен. Он уставился неподвижным взглядом в небо и не реагировал на его слова.

– Малем! Гляди!

– Его ранило?
– гном бросился к Дарвею.

– Не похоже...
– взволнованно сказал Клифф.
– Так уже было однажды в копях Химер. Но тогда он испил воды из источника памяти. И потом все прошло.

– Это вроде как какое-то колдовство...
– пробормотал Смотрящий.
– И я не знаю, что делать. Он словно живой мертвец.

– Только посмотри на него! Такой бледный! Моя магия бесполезна.
– Клифф даже закашлялся от волнения.
– Его сердце почти не прощупывается.

– Это колдовство жрецов! Бакеты все-таки добрались до него! Подлые твари!!!
– в бессильной ярости Малем одним движением превратил в смоляной факел ни в чем неповинное дерево.
– Это все ты виноват!
– обвинил он Грема.

В его словах было столько гнева и отчаяния, что рука орка невольно потянулась к кинжалу. Он размышлял только о том, успеет ли он всадить его в гнома, прежде чем тот пустит в ход свой огонь.