Just got broken
Шрифт:
О том, что собственноручно повалил на землю преступника, глядя на то, как ЛедиБаг подлетает к падающей Алье.
Он хотел. Но он не мог.
— Маринетт…
Класс постепенно пустеет, только на первой парте всё ещё копошится с вещами Буржуа.
Адриан глубоко вдыхает и встает с места.
Он подсаживается к брюнетке, а та всё ещё сверлит глазами место, не замечая, что Агрест уже сел рядом.
— Хочешь поговорить об этом?..
Хлоя стиснула от злости челюсти, когда это увидела.
Когда Маринетт подняла
Блондинка замечала, как шевелятся губы Адриана, и периодически качается голова Дюпэн-Чэн.
Она не слышала слов. Не понимала, о чем шла речь.
Но не могла оторвать глаз от постепенно меняющегося выражения лица Адриана.
Сочувствие перетекало в недоверие, оно в удивление, а после в испуг.
Агрест коснулся руки девушки, а та в свою очередь вытащила её и, закрыв лицо ладонями, начала всхлипывать.
— Я должна тебе рассказать, — шептала Маринетт так тихо, чтобы её мог услышать только Агрест. — Не знаю, почему именно тебе. Просто чувствую, что ты меня поймешь…
— Господи, Маринетт, не могу поверить, что ты видела происшествие с Альей той ночью. Где же ты была? — взволнованно проговорил он, сжимая её руку.
— Это не важно, — всхлипнула она, закрывая лицо ладонями. — Важно то, что я сделала…
Она запнулась, крепко зажмурив глаза. И снова под веками заплясало жестокое выражение лица ЛжеБаг, заставляя её кожу стать гусиной.
— Что ты сделала? — напрягся Адриан, ближе наклонившись к девушке.
— Я разделила, — всхлипнула она. — Разделила личность…
— Что ты несешь? — нахмурился Агрест, совершенно запутавшись в происходящем.
И он почему-то пришел к выводу, что у Маринетт от горя помутился рассудок.
Какого черта?
Разделила. Каким образом она разделила личность?
Что за чушь?!
Брюнетка подняла глаза, набираясь смелости.
Маринетт даже не успела осознать, что прямо сейчас возле неё сидел предмет её воздыхания.
Что он касался её рукой.
Что проявлял участие, заботу.
Что она даже не заикалась.
Потому что всё это ушло на задний план.
Ибо ЛжеБаг и Алья заняли девяносто пять процентов мыслей, вытесняя прочее.
И она приняла решение. Она скажет ему. И будь, что будет.
— Я была Ле…
— Адриан!
Маринетт не успела закончить предложение, поскольку Хлоя с почему-то раскрасневшимися щеками шагала в сторону их парты, сжимая руки в кулаки.
Адриан чуть приоткрыл рот, не отрываясь от зареванных глаз одноклассницы, потому что постепенно в мыслях начал складывать факты.
— Хлоя, не сейчас, пожалуйста, — не глядя на блондинку, проговорил он.
— Не уж, сейчас, — вспылила она, всё ещё замечая, как под партой он ненароком касался пальцев Дюпэн-Чэн. — Мне сказали, чтобы я закрыла кабинет. Так что выметайтесь из класса, — она ткнула указательным пальцем в сторону Маринетт. — Вы
оба.— Хлоя, как можно быть такой…
Маринетт вскочила с места, быстро смахнула с щек слезы и, не дав Адриану договорить, вылетела из класса, цепко сжимая пальцами портфель.
— Вот зачем ты это сделала? — послышался Маринетт немного рассерженный голос Адриана, но ответа Хлои она не услышала.
Потому что уже вылетела на улицу, крепко обхватив себя руками и опустив голову вниз.
Почти теряя равновесие от сильного ветра и частой мороси.
И проклиная себя за то, что собиралась ему рассказать.
Глупая. Глупая-глупая.
И она впервые была рада, что манеры Хлои — которых не было — прервали её на полуслове.
Зачем. Зачем собралась рассказывать строжайшую тайну Адриану?
Он же… Просто Адриан. Он бы не понял её.
Наверное.
С другой стороны…
Это больше не было её тайной.
Потому что ЛедиБаг она больше не была.
И от осознания того, что ей не с кем этим поделиться, что-то больно скребло в груди поломанными ногтями.
Одиночество.
Она была одинока, несмотря на то, что постоянно была окружена людьми.
Маринетт вошла в дом и, не обронив ни слова, тихо прошла к себе наверх, запирая дверь и укладываясь на кровать.
Дюпэн-Чэн была уверена, что кошмар, преследующий ее вот уже третьи сутки, повторится, но все равно закрыла глаза.
Потому что она знала: уж лучше выпасть из реальности, чем компостировать себе мозги от мыслей, касающихся внезапного исчезновения ЛжеБаг.
Маринетт понимала: Квами что-то задумала.
И три дня без происшествий в городе — затишье перед бурей.
Комнату сотряс раскат грома, отдаваясь вибрацией в грудной клетке.
Брюнетка резко открыла глаза, принимая сидячее положение и жадно начала хватать ртом воздух.
Бледная кожа её лица была усеяна россыпью бисеринок пота, часть из которых запуталась в волосах.
Маринетт резко вскочила на ноги, открывая дверь, чтобы спуститься вниз.
Она должна поговорить. С кем угодно.
Должна поговорить об этом, иначе мысли попросту сведут её с ума окончательно.
Хотя бы с мамой.
Она поймет.
Наверное.
Потому что постоянный кошмар, в котором она умирает на вышке Эйфелевой Башни, уже ударяет нокаутом четвертые сутки по и без того шатким нервам.
— Мам! — нервно позвала Маринетт, спускаясь вниз.
— Да, милая? Я на кухне.
Миссис Дюпэн-Чэн с расслабленным выражением лица переворачивала на сковородке очередной блин, напевая незамысловатый мотив.
— Мам, мне нужно тебе кое-что рассказать, — издалека начала Маринетт, присаживаясь за стол на кухне.
Женщина обернулась к дочери и поразилась изменениям, которые с ней произошли.
Впалые щеки, мешки под покрасневшими глазами. Дрожь во всем теле и испарина на лбу.