Кабахи
Шрифт:
Маленький серо-черный щенок, высунув широкую бархатистую мордочку из хурджина, глядел по сторонам с хмурым и скучным видом. Но как только его освободили из заточения и посадили на землю, он развеселился, встал на кривые лапки, встряхнулся и, переваливаясь, засеменил куда-то в сторону.
— Он, наверно, голоден, Русудан. Есть у тебя отруби или кукурузная мука? Я сделаю ему болтушку. Давай сюда веревку, этот козленок такой непоседа — в Сабуэ выскочил из хурджина, насилу я его поймал.
— Козленок наш, Максим?
— Нет, наша коза оказалась неплодной. А этого козленка заказал дядя Нико. Надоели, дескать,
— Ну и что?
— Ну и заведующий фермой прибавил баранчика к его стаду, а этого козленка послал сюда ему на закуску.
Девушка ласково погладила животное, почесала у него под рожками и объявила решительно:
— Не отдавай его, Максим.
Юноша замотал головой:
— Нельзя не отдать, Русудан. У дяди Нико какой-то корреспондент в гостях, верно потому и понадобился козленок. Неудобно, чужой человек — что он скажет?
— Ты не относи им козленка, а с корреспондентом я сама поговорю. Он небось как раз за такими историями и охотится.
— Не надо, Русудан! — взмолился Максим. — Сама знаешь, дядя Нико и без того на меня косится, а если еще такую штуку отколоть, он так меня изругает, что потом не отмоюсь. Черт с ним, мало ли поглотила его утроба, этот козленок — не первый и, наверно, не последний.
— Как не первый? Разве ты уже привозил ему… И мне ничего не сказал?
Максим улыбнулся:
— Какая ты, мамочка, простодушная! Разве всякий раз именно я должен живность ему доставлять? Мне даже и знать ничего такого не положено. Просто я ехал домой — вот со мной и отправили живую посылку. А спустился я на этот раз, потому что боялся — кукуруза без второй прополки простоит, початки не нальются. Как она, не увяла, не пожухла от зноя? Держится?
Русудан махнула рукой:
— Не знаю, Максим, не до того мне. Вот уж сколько времени я на свой участок даже не заглядывала. Извелась с этой уборкой урожая. Сегодня еще рано пришла домой, а то обычно и встречаю и провожаю день в поле. Тут еще эти корреспонденты — спасенья от них нет! Сочиняют, пишут, что им в голову взбредет, а уж фотографируют без конца, в самых разнообразных видах и позах. Медведь еще не убит, а они уже шкуру прикидывают…
Овчар показал в улыбке белые, ровные зубы и вытащил из нагрудного кармана сложенную газету.
— Вот, и до нас дошло… Ребята хотели пустить бумагу на цигарки, да я не дал. Здорово пишут, черти! А вот карточку сильно приукрасили, еле тебя узнал.
Русудан погладила собачку.
— Приукрашивать они мастера, это верно… Ты вот что скажи, как мы этого малыша на ночь устроим? Не холодно ему будет на земле или на полу?
— Щенок в горах вырос, к баловству не привык. Может, здесь ему даже жарко покажется. Только дай ему что-нибудь поесть, а то он, бедняга, проголодался.
Русудан ушла в марани и вернулась через несколько минут с чашкой кукурузной муки.
— Ты отведи свою кобылку в сад, а я тут со щенком сама распоряжусь.
Максим расседлал лошадь и, сняв уздечку, хлестнул ее по жирному крупу поводьями. Каурая кобылка, пофыркивая и пощипывая по пути траву, затрусила в сторону сада.
— Привяжи ее, Максим, а то ночью прибредет сюда, потопчет мне цветы
— Привяжу перед тем, как лечь спать, не бойся. А что сад? Летние груши поспели?
— Не только
поспели, а уже все съедены.— Как съедены? Кто их съел?
Русудан размешивала в глиняной чашке палкой болтанку и приговаривала, наклонившись к щенку:
— Ешь, Мурия, ешь! Вкусно?
Потом подняла взгляд на парня и ответила на его вопрос:
— Кто съел? Вот именно — кто? Дом заброшен, как старая церковь, а в деревне бездельников хватает. Развалили каменную ограду со стороны дороги, залезли в сад, даже траву около грушевого дерева вытоптали, да и вообще все вокруг разорили и переломали.
Максим ничего не сказал в ответ. Он ушел за дом и стал бродить по саду.
Наступали сумерки, и в саду, осененном огромными деревьями, было совсем темно. Недвижно стояли истомленные от целодневного зноя деревья и всей поверхностью своей зеленой листвы жадно впивали вечернюю прохладу. Под ногами при каждом шаге чуть слышно шуршала высокая трава. Тишина царила на дороге, ведущей в горы. Где-то совсем рядом фыркала и тихонько ржала лошадь, — катаясь в траве, она восстанавливала силы, потраченные в долгом и трудном пути.
Максим шел вдоль ограды, сложенной из крупных булыжин, и внимательно присматривался. В дальнем конце сада, на границе поля, смыкавшегося с озером, ограда была разобрана и камни свалены в кучу у ее основания. Кто-то сумел разорвать и колючую проволоку, протянутую поверх ограды, концы ее, свисавшие с камней, еле виднелись в сгустившемся сумраке.
Раздосадованный хозяин с минуту хмуро смотрел на разрушения, причиненные обнаглевшими озорниками. Потом наклонился к куче камней и стал старательно укладывать булыжины в проломе ограды.
Но, несмотря на все свои старания, он не смог связать концы разорванной колючей проволоки.
— Нет, паутина ветра не сдержит! Нарублю колючих веток и выложу ими поверху всю ограду. Эх, жаль, не было меня здесь — я бы душу вытряс из этих негодников!
Вернувшись к дому, он увидел, что Русудан успела тем временем развести огонь перед кухонной пристройкой. На треноге стоял большой котел, в нем грелась вода.
Максим снял с потолочной балки верхнего этажа висевший там садовый серп и, спустившись, справился о щенке.
— Я устроила ему гнездышко. Смотри, как он удобно расположился.
Маленький песик, свернувшись в углу кухни на соломенной подстилке, посматривал исподлобья на хозяев, склонившихся над ним.
— Где это ты соломы раздобыла?
— Скосила выведенную мной дикую рожь и обмолотила.
— То-то я удивился — стояла на делянке высоченная рожь и вдруг пропала. Даже подумал — сама, что ли, назад, в землю, ушла?
— Нет, она просто рано созрела. Знаешь, сколько вышло? Только семнадцати граммов не хватило до четырех с половиной кило.
— Это из той горсточки? — изумился Максим.
— Вот именно.
Глаза у юноши заблестели, он просиял.
— Провалиться мне, если ты не заткнешь за пояс всех этих ученых книжных червей! Ты молодчина, Русудан, молодчина!
— Постой, сумасшедший, куда ты?
— Хочу срезать немного травы для козленка, а то он у дяди Нико нынче ночью с голоду ноги протянет.
— Только не мешкай. Вода почти нагрелась, искупаешься.
— Я купался, когда переезжал через Алазани. Вот смотри — даже волосы еще не просохли.