Кадиш по Розочке

За столиком, где сидела Мирра, атмосфера начала накаляться. Мужчины, выпив водки, принялись о чем-то спорить, совершенно позабыв о своей спутнице. Та, как и прежде, сидела, опустив голову. Только лицо ее все сильнее заливал пунцовый румянец. Внезапно, она что-то сказала своим спутникам. Ей ответили нечто, крайне неприятное. Лицо девушки совсем стало багровым. До Давида долетело: 'Я этого не хотела!'. Мужчина с наколкой удивленно повернулся к ней и с размахом ударил ладонью по лицу. У Давида аж кровь прилила к голове. Как весело у них, однако. Девушка сжалась. Но окружающие, словно не видели всего этого безобразия.

Нужно проследить за этой троицей. Только из ресторана стоит ретироваться. Здесь он сам засветится. Не дай Всевышний, еще и Мирра его узнает. Давид подозвал официанта, пробегавшего неподалеку, и попросил счет. Счет был не малым. Но Давид быстро достал нужное количество купюр. Что-то оставил на чай и максимально незаметно постарался покинуть зал. Он выбрал момент, когда расслабленная горячительными напитками публика пустилась в пляс. Быстро протиснулся к выходу, сбежал по ступенькам в парк и схоронился за густыми зарослями шиповника. Ждать пришлось минут пятнадцать. От реки дул холодный ветер. Давид успел изрядно замерзнуть, когда из дверей ресторана показалась девушка и ее кавалеры. Мужчины шли быстро. Девушку же едва не тащили за собой.

Пропустив их вперед шагов на сорок-пятьдесят, Давид, стараясь держаться в тени деревьев, пошел следом. Выйдя из парка, троица двинулась налево по Пролетарской улице, прежде называвшейся Фельдмаршальской в честь великого Румянцева. Улица была широкой. Да и людей, несмотря на позднее время, хватало. Последнее удивило Давида. Ему казалось, что вечерами нормальные люди, как и он, сидят дома с любимыми или ликвидируют очередной аврал на работе. Но, оказывается, и праздношатающихся граждан было немало. Он боялся упустить Мирру и мужчину с наколкой, потому позволили себе немного приблизиться к ним, правда, еще больше усилий прикладывая для того, чтобы остаться незамеченным.

На счастье Давида, вскоре Пролетарская кончилась, а его подопечные свернули на улицу Фрунзе, в прежние года заселенную старообрядцами. Здесь, в путаных переулках с добротными деревянными домами, окруженными массивными заборами затеряться было просто. Но ему пока везло. Подозрительная группа, не скрываясь, шла по обочине. Потом было блуждание по переулкам, становящимся все более грязными и неприятными. Минут через двадцать такого путешествия и они вошли в небольшой деревянный домик на самой окраине, почти у старого монастырского кладбища. Местечко то еще.

Впрочем, вошли мужчины и молодая женщина. Их соглядатай, Давид, какое-то время бродил вдоль забора, пока не приметил лаз. Быстро пробрался в него и оказался на небольшом дворике. Достал пистолет, приготовившись к встрече с собакой. Но собаки не было. Опять повезло. Быстро пробежал к дому. В одной из комнат горел свет. Давид прильнул к окну и прислушался.

– Вы же обещали, что мы сразу уедем в Бобруйск и там поженимся, - послышался почти плачущий голос Мирры.

– Потерпи, девка, вот немного поутихнет, тогда и уедем - отвечал мужчина - Сейчас легавые на всех дорогах, на всех вокзалах. Рыжье не вывезти. Не ной.

– А Ефим Исаакович! Вы говорили, что ему ничего не будет.

– Вот дура! Он тебе кто? Отец? Сват? Он буржуй. Таких и нужно грабить, чтобы не жировали на нашей крови.

– Он хороший. В праздники всегда подарки дарил. Шутки шутил.

– Вот только он в машинах ездил, сладко ел и спал. А ты за ним и его дочкой грязь убирала. Нравится тебе такое?

– Не нравится, - угрюмо согласилась Мирра.

– Сама же говорила, что устала за его гостями грязь выносить, его дочке прислуживать. Чем ты - трудовой человек - хуже этой фифы? Ничем. Пусть теперь они покрутятся, помучаются. Узнают, каково жить простым людям. Так?

– Так - согласилась Мирра.

– Всеблагой!
– ужаснулся Давид - Неужели все эти годы Мирра так на них смотрела. А они считали, что она почти член семьи. Хотя... Ведь и правда - обращались с ней, как с младшей, несмышленышем. Можно сказать, что и не видели ее. Наверное, было обидно.

Тем временем мужской голос продолжал.

– Вот и слушай, что я тебе сказал. Сейчас пару дней перекантуемся здесь. А потом двинем куда-нибудь в теплые страны. Ты на море была?

– Я только в Гомеле была и дома, в Рогачеве. Только там совсем голодно. Просто боюсь я очень.

– Не бойся. Со мной будешь, как сыр в масле кататься. Купим домик в Крыму. Будем на пляжах загорать.

– Ой, как мне хочется море увидеть.

– Увидишь. Давай спать ложись. Мне еще с Алешей переговорить надо. Дела у нас.

– А ты ко мне придешь?
– в голосе страх и надежда. Давид даже пожалел девушку, ставшую причиной стольких страданий для его семьи.

– Приду. Только попозже. Жди.

Хлопнула дверь. Через несколько минут свет погас. Видимо Мирра решила выполнять поручение - ждать. Давид перескочил ко второму окну и заглянул в комнату. Там, на столе стояла початая бутылка водки, на газете лежал хлеб, порезанный крупными кусками, круг колбасы, еще какая-то снедь. За столом сидел мужчина лет сорока в майке и что-то выстукивал вилкой по столу. Подняв взгляд на вошедшего 'морячка', он недовольно проговорил:

– И долго ты с этой куклой возиться будешь? Она расколется рано или поздно.

– Да, знаю я. Вот переночуем и решим.

– Не торопись. Ишь, торопыга. Завтра утречком пойдем на речку искупаться. Ты свою матрешку возьмешь. Там ее и оставим. Речка унесет ее верст на двадцать. Пусть потом легавые допытываются, кто тут у нас от несчастной любви удавился.

– Толково. А сами как?

– Каком кверху. Матрешку сплавим и в бега. Не тащить же ее с собой. Рыжье делим поровну. Там штук по двадцать пять на брата выйдет. И все червонцами. Там и разбежимся.

– А может, вместе?

– Не, паря. Тут нам вышка светит. Одному проще затеряться. И не в Крым нужно ехать, а куда-нибудь в Ташкент или Иркутск. Хотя, как сам знаешь. Можешь и в Крым или в Одессу-маму. Там фарт больше. Ну, давай, за фарт.

Раздалось звяканье стаканов. После паузы разговор возобновился.

– Вот что, Тимоха. Давай сегодня расслабляться не будем. Итак, в ресторане ты набедокурил.

– Да, ладно тебе. Ну, дал бабе по хавальнику. Дел-то.

– Ты дал, а кто-то, может, и приметил. Давай спать. А завтра все делаем и рвем когти. Идет?

– Да, идет, Алеша, идет. Нормально все.

– Да, погоняла нам надо будет сменить. Ксива когда будет готова?

– Завтра к вечеру и обещали.

– Вот-вот. Все одно к одному. Ксива будет готова, матрешку сплавим...

– А может, продать ее кому-нибудь. Пусть живет.

– Ты, Тимоха, брось дурью маяться. Будет живая, может и начать болтать. А оно надо? Делаем, как договорились.

– Да, я так, подумал просто.

– Вот и думай перед тем, как сказать. Все. Пошли спать.