Каирская трилогия
Шрифт:
Шейх в третий раз ударил рукой по коленям, затем вернулся к своему рассказу, но теперь голос его дрожал и стал больше похож на плач:
— Они открыли огонь по двум деревням, а на дрова и солому, что покрывали крыши домов, вылили нефть. Вся деревня тут же проснулась от ужаса, и её жители выбежали из своих домов, словно безумные. Стояли громкие крики и завывания повсюду. Языки пламени достигли всего вокруг, пока обе деревни не превратились в один сплошной костёр..
Ахмад невольно воскликнул:
— О Господь неба и земли!
Шейх продолжал:
— Солдаты окружили обе горящие деревни, подкарауливая в засаде её несчастных жителей, и те брели, спасаясь от огня куда глаза глядят, а за ними следом — домашний скот, собаки и кошки. Едва они достигли
Затем шейх повернулся к растерявшемуся Ахмаду и ударил рукой об руку:
— А остальных жертв они потащили в лагерь, что был неподалёку, а там заставили их подписать письмо с признанием в преступлениях, которые они не совершали, и в которых их обвинили англичане, как справедливое возмездие за дела свои. Вот что произошло в Аль-Азизийе и в Бадаршине, господин Ахмад. Это один из примеров их безжалостных и немилосердных расправ с нами. Да будет Аллах свидетелем…
Воцарилось угрюмое тягостное молчание, когда каждый погрузился в свои мысли и фантазии, пока Джамиль Аль-Хамзави не прервал его глубоким вздохом:
— Но Господь же существует…
В подтверждение его слов Ахмад воскликнул:
— Да! — И делая знак рукой на все четыре стороны, заметил. — И при том — повсюду…
Шейх Мутавалли обратился к Ахмаду:
— Скажи Фахми, что шейх Мутавалли советует ему держаться подальше от источников смертельной опасности, скажи ему, пусть вручит себя Господу, ведь только Он способен истребить англичан, как уже раньше истребил Он тех, кто перестал Ему повиноваться…
Затем шейх нагнулся к своей трости, чтобы взять её, а Ахмад сделал знак Аль-Хамзави, чтобы тот принёс шейху подарок, и вложил его ему в руку, а затем помог подняться. Тот пожал руки обоим мужчинам и прошёл к выходу:
— Повержены римляне в ближайшей земле. Но после поражения своего они одержат верх [57] . Истинно сказал Великий Аллах…
68
В предрассветном сумраке постепенно зарождался свет утра. Служанка из квартала Суккарийя постучала в дверь дома Абд Аль-Джавада и сообщила Амине, что Аиша уже на сносях. Амина находилась как раз в пекарне и поручила все дела Умм Ханафи, а сама поспешила к лестнице. Умм Ханафи, казалось, была раздосадована — впервые за всю свою долгую службу в этом доме. Разве не вправе была она присутствовать на родах у Аиши? Полностью вправе… Равно как и сама Амина: Аиша открыла глазки у неё в комнате, и у каждого ребёнка в этом доме было две матери: Амина и Умм Ханафи. Как же может Амина встать между дочерью и ею в такой ответственный час?!..
57
Повержены римляне в ближайшей земле. Но после поражения своего они одержат верх (Коран, 30: 1–3).
А помнишь ли ты, Умм Ханафи, как сама родила?… И тот дом в Тамбакшийе? Мужа-учителя, как обычно, дома не было, и Умм Ханафи была одна, когда время было уже за полночь. Её подруга, Умм Хуснийя, была акушеркой!.. А интересно, где сейчас Умм Хуснийя?.. Жива ли ещё?… И вот появился её сын, Ханафи, тяжело дыша, и также, тяжело дыша, ушёл в мир иной, лёжа в колыбели. Если бы он сейчас был жив, ему было бы двадцать лет…
— Моя молоденькая госпожа сейчас мучается от боли, а я здесь — готовлю обед.
Сердце Амины наполнилось радостью, смешанной с опасением: впервые оно так тревожно забилось, когда она сама прошла через это испытание. Вот и Аиша готовится дать жизнь первенцу своему — с этого начинается её материнство, как готовится стать матерью и Хадиджа. Так продолжается жизнь, пробивая себе путь до бесконечности. Амина прошла в
комнату мужа и деликатным, нежным тоном сообщила ему радостную весть, превозмогая на сей раз своё смущение и такт, чтобы он смог различить в её голосе пылкое желание отправиться поскорей в дом дочери. Ахмад воспринял новость спокойно, затем приказал ей отправляться немедленно..! Она в спешке надела на себя накидку и почувствовала, что у неё есть преимущества, которые есть лишь у такой слабой женщины, как она: рождение детей, что сродни чуду. Братья узнали об этой новости, как только проснулись, сразу после ухода матери. На их лицах сияла улыбка. Они обменялись вопросительным взглядом: Аиша стала матерью?!.. Ну разве не странно?… Сама мама была моложе неё, когда у неё родилась Хадиджа. Неужели мама пошла сама принять роды у Аиши?… Оба брата улыбались.— Это предвестник того, что скоро эта сукина дочь тоже родит… Кого я имею в виду?!.. Зейнаб.
— Ох, если бы папа тебя сейчас слышал.
— Аиша — станет матерью, а я — стану отцом. Ты, Фахми, станешь дядей с отцовской и с материнской стороны. Да и ты, Камаль, тоже станешь дядей и с той, и с другой стороны. Мне лучше пропустить сегодня работу в школе и отправиться к сестрице Аише. Это прекрасно. Я попрошу разрешения у папы, если смогу, за столом!.. Ух… Нам нужно больше детей, чтобы восполнить нехватку людей из-за тех бед, что причинили нам эти англичане… Если меня не будет сегодня в школе, ничего из ряда вон не случится. Три-четыре ученика уже больше месяца бастуют.
— Ага, скажи это папе, и он обязательно удовлетворит твою просьбу, запустив тебе в лицо тарелку с бобами.
— Ух, ещё один новорожденный, уже через час-два. Папа будет дедушкой, а мама — бабушкой, а мы станем дядями. Это очень важно. Интересно, сколько детей появляются в этот самый момент на свет?… И сколько людей видят этот свет последний раз в этот же самый миг?.. Нужно сообщить бабушке. Я могу сходить в Харафиш для этого, если не пойду сегодня на работу в школу!
— Мы же сказали тебе — нам нет дела до твоей школы, ты сам лучше скажи об этом папе, и он одобрит твою идею.
— Ух. Аиша, наверное, очень мучается от боли. Бедняжка. Муки родов не смягчат ни золотые волосы, ни голубые глаза. Господь наш, укрепи её. Зажжём свечи. Мальчик или девочка?… Кто лучше?… Конечно, мальчик. А может, у неё первенцем будет девочка, как и у её матери? Почему бы первенцу не стать мальчиком, как у нашего отца?.. Ха-ха. Когда наступит время идти в школу, её ребёнок уже появится на свет, а я так и не смогу его увидеть. А ты хочешь увидеть, как он родится?.. Конечно, хочешь. Но отложи это желание, пока у тебя самого не появится ребёнок!..
Больше всех от этой новости был взволнован Камаль: она занимала его разум, сердце и воображение. И если бы не чувство, что за ним следит школьный инспектор, наблюдая за каждым его движением и даже покоем, чтобы сразу же сообщить обо всём его отцу, он не смог бы преодолеть побуждение, звавшее его в Суккарийю. На уроке в школе он был бездушным телом, ибо дух его блуждал по Суккарийе. Он задавался вопросом о новорожденном, чьего появления на свет ждал столько месяцев, с любопытством пытаясь раскрыть этот секрет. Однажды он стал свидетелем того, как окотилась кошка, когда ему было лет шесть. Он обратил внимание на её истошные завывания и бросился к ней под навес из плюща на крыше, и обнаружил, что она извивается от боли, а глаза её выпучены наружу. Следом за тем он увидел, что пылающее тело её разваливается на куски, и одним прыжком отскочил в сторону с громким криком. Это воспоминание бродило где-то в недрах его памяти и давало о себе знать, даже заставляя его вновь и вновь отскакивать назад в страхе, и веяло вокруг него, словно назойливые мухи. Но он не стал поддаваться страху и не мог представить себе, что между кошкой и Аишей существует подобная связь — одно дело животное, а другое — человек. По его мнению, это как небо и земля, несравнимы друг с другом. Но что-же тогда происходит сейчас в Суккарийе?… Какие чудеса творятся с Аишей?… Все эти вопросы ставили его в тупик, и ответов на них не было.