Каирский синдром

Но я забился в угол на верхней полке и бормотал:

— Не пойду! Не заставите!

Потом жалел, что не пошел в Долину царей: увидел ее лишь много лет спустя.

В Сахари-сити я нагло ушел в санбат и там залег на десять ней. Греясь на раскладушке в колониальном саду под бананами, читал «Тошноту» Сартра, экзистенциальные эссе Камю, и мне казалось, что жизнь прекрасна. В тот момент я забыл об опасности радиолокационного облучения.

А выписавшись, собрал вещички и уехал в Каир, осыпаемый ругательствами командного состава.

И СНОВА АСУАН (12 марта 2010 г.)

Наш самолет прилетел из Каира на маленький пустынный аэродром. Я сразу почувствовал особую энергию этого места, знакомую по 71-му году. Асуан, наверное, лучшее место в долине Нила. Здесь живут смелые длинноногие нубийцы, презирающие покорных феллахов Дельты. Здесь самое яркое солнце и жив еще дух того, первобытного Египта.

Нашу группу привезли на пристань, где стоял лопастный пароход «Синухе». Кажется, так звали героя древнеегипетского эпоса. Синухе-египтянин. Который убежал от гнева фараона в Верхний Египет и вернулся домой после долгих и опасных странствий.

На берегу, перед посадкой на пароход, поговорил со старым грузчиком-нубийцем. Он помнил русских. Их было здесь так много в 60-е… Русские строители дружили с египтянами, пили с ними пиво, пели песни.

— Теперь — не те русские, какие-то шумные, надменные туристы. Мы не понимаем этих новых русских, — заключил грузчик.

В Асуане к нам приставили Мухаммада — пожилого беззубого гида. Я сказал «пожилого» — но ему, наверное, было лет сорок пять. Здесь люди рано стареют. Рассказывая о богах Древнего Египта, он смущенно прикрывал беззубый рот.

Когда Мухаммад узнал, что я был с русскими хабирами во время «войны на истощение», спросил:

— А ты не боишься, что тебя узнают?

У Мухаммада, как у советского человека, реакция была однозначной: «Не боишься, что тебя вспомнят спецслужбы?»

Эти слова заставили меня рассмеяться:

— Кому я нужен в свои шестьдесят лет и с немецким паспортом? Все, что было — история!

Он подумал и оскалился щербатым ртом:

— Действительно, история!

Но эта история жила в них, и они хорошо помнили о временах дружбы с СССР. В Каире я задал отставному египетскому военному вопрос: почему в 72-м выгнали хабиров?

Он стыдливо потупился.

Потом взял меня за руку и сказал:

— Садык, друг! Мы не могли тогда поступить иначе! Никто бы нам не поверил, что мы можем победить Израиль сами!

Я вежливо принял этот аргумент, хотя причина, ясно, была в другом.

Прямо с самолета в Асуане я сунулся в тэкс-фри шоп и выяснил, что двухдневный срок на покупку спиртного иностранцами здесь не действует. Я сразу затоварился: взял три полуторалитровые бутылки виски Famous Grouse.

Сидя в шезлонге на палубе парохода, я попивал виски, предварительно перелив в бутыль из-под минералки и подкрасив кока-колой. До Луксора этой алкогольной смеси должно было хватить, так я рассчитал.

Мы проплывали идиллические берега Нила — с пальмами, одинокими буйволами, ишаками, верблюдами. Вдали, на песчаной горе, одиноко возвышался мавзолей Ага-хана. Великий пейзаж, при виде которого в душе оживало чувство полузабытого, но близкого прошлого.

Над этим уголком земли, казалось, нависла тень Атлантиды. Согласно ряду эзотерических источников, за десять с лишним тысяч лет до нашей эры последние жрецы-атланты бежали сюда, на юг Египта, и принесли знания атлантической цивилизации. Они прибыли в Египет, чтобы сохранить наследие, из которого вышла западная цивилизация. Запад начался не в Греции и Риме, а здесь, на юге Египта.

Я подливал себе алкогольную смесь, но никто из немцев и арабов подвоха не замечал. Кроме подлого старика Шамса. Он-то знал повадки гяуров по многолетнему пребыванию в Германии.

Шамс подозрительно ходил вокруг меня, бросая косые взгляды на бутылку с миксом.

А я, расслабившись, пил виски с колой, курил и меланхолично взирал на зеленые берега Нила.

Наш пароход проплыл Эдфу, Комомбо. Посетили храм в Комомбо.

Босоногие малыши бежали по берегу, махали нам руками. Бесконечная лента Нила, по мутной поверхности которого бесшумно скользят фелюки и вдаль уходят пустынные холмы под ярко-синим небом. Это и есть вечность.

Так мы доплыли до Луксора и Долины царей.

Это, наверное, самый большой некрополь в мире. Здесь повсюду захоронения — и фараонов, и обычных людей. Каждый в Древнем Египте заботился о собственном бессмертии. В этом проявлялся индивидуализм. Ремесленники сами расписывали свои могилы. Сколько их, безымянно ушедших, лежит в песках? И есть ли что там, в загробном мире?

Допив бутылку виски, понял: «Чего причитать, чего вопрошать? Все само собой сладится. Все само решится».

ПРОФЕССОР ФУКЕ (15 марта 2010 г.)

Третий день плавания по Нилу.

Мы в Луксоре.

Шамс невыносим. Водит нас на экскурсии, по магазинам и всюду нагло жрет — за счет хозяев. Пока немцы затовариваются в алебастровых и папирусных лавках, Шамс садится под навесом и поглощает шорбу, брынзу и нильскую рыбу.

Его мерзкая антисоветская и русофобская сущность вскрылась, когда он сказал мне:

— Плохие были у вас, русских, турбины! Из-за них чуть не встала Асуанская ГЭС. Пришлось в Германии закупать.

Это напомнило мне капитана Хильми.

«Ах ты гад!» — Я чуть не вмазал ему в слюнявые губы и пошел один в город — подальше от немецких попутчиков и Шамса.

Кого только не встретишь в храме Амона-Ра! Внимание привлек изящный полустарик в белом костюме, по виду европеец. В отличие от косноязычных и ленивых местных гидов он легко порхает в парусиновых туфлях, воркует по-французски, называет даты, улавливает связь времен.

Прибиваюсь к нему. За ним послушно следуют две пары богатеньких частных туристов из Франции.

— Можно вас послушать? Я русский журналист.

— Извольте, сударь! Меня зовут Ален. Фуке.

— Фуке? Как того самого?

— Да, как министра финансов Луи Четырнадцатого. Я с ним в далеком родстве.

Вместе с французами обхожу храм Амона-Ра. Фуке объясняет, почему один из двух гранитных обелисков, стоящих перед храмом, был вывезен в ХIХ веке и установлен на площади Согласия в Париже. Рассказывает о поклонении кошкам в Древнем Египте. Когда кошка умирала, ее хозяин в знак траура сбривал брови. А кошек мумифицировали.