Как если бы я спятил

Я невозмутимо откидываюсь на спинку стула.

Смюлдерс берет телефонную трубку и нажимает на кнопку. Он вызывает охрану. Он чует, что пахнет жареным.

— Мой дорогой мальчик, у тебя нарциссическое и шизоидное расстройство личности. Очевидно, что ты все это выдумал. У тебя паранойя. Иди и поразмысли о том, в чем и кого ты обвиняешь, а также о последствиях этого обвинения. Мы здесь для того, чтобы тебе помочь, а не для того, чтобы тебя облапошить, — Смюлдерс пожимает плечами и улыбается.

Мне надо поторопиться — в любой момент в дверном проеме может показаться охранник.

— Я просек ваш замысел, господин Смюлдерс. Кто поверит осужденному пациенту с шизоидным расстройством личности? Так, по крайней мере, вы рассуждаете. Конечно, вы сможете всех убедить, что правда на вашей стороне. Скорее всего, вы продумали свой план до мельчайших подробностей, включая необходимые доказательства. Но как вы все-таки объясните пропажу картин? Свалите все на меня? Скажите, что я их украл? Или уничтожил в припадке безумия? Вообще-то, мне все равно, что вы там насочиняли. Я пришел к вам с предложением и уверен, что вы захотите его выслушать, потому что такого выгодного предложения не получите никогда. Это для вас единственный способ выйти сухим из воды. Дайте мне пять минут, и мы оба покинем этот кабинет к обоюдному удовлетворению. Если же меня сейчас уведут охранники, которых вы вызвали, я завтра же свяжусь с прессой. Им не важно, заслуживаю я доверия или нет. А вот ваша репутация будет подмочена навсегда.

Адреналин бурлит в моем теле. С каким удовольствием я бы выкурил сейчас сигаретку. Я сделал все, что мог. Я сказал то, что задумал. Теперь остается ждать.

Двое охранников входят в кабинет Смюлдерса. Наступает момент истины.

— Господин Смюлдерс? Все в порядке?

Смюлдерс делает вид, будто витает в своих мыслях и не слышит вопроса. Трюк, чтобы обмозговать дальнейшую тактику.

— Господин Смюлдерс, Вы нас вызывали?

— О, досадное недоразумение, Стейфен. Все в порядке. Подожди, пожалуйста, в коридоре, у меня к тебе потом будет вопрос. Десять минут, хорошо?

Ничего не подозревающие охранники возвращаются в коридор и даже прикрывают за собой дверь. У меня есть десять минут, а Смюлдерс чувствует себя загнанным в угол, поскольку оставляет своих питбулей за дверью.

— Послушай, — Смюлдерс теперь тоже шипит — Ты отлично знаешь, что не сможешь ничего доказать.

Невероятно, он что, признается? Не моргнув глазом! Словно чувствует себя неуязвимым. Словно кичится этим.

— Никто тебе не поверит, потому что я сделал так, чтобы никто тебе не поверил. Я собственноручно превратил тебя в долгосрочника. Твои деньги давно испарились. Их и не было вовсе. Через несколько лет тебя все забудут. Почему? Да элементарно, потому что я в состоянии это организовать. Ты всего лишь ничтожное насекомое, обитающее в моем саду. Это будет твоя погибель, а не моя. Но я все же тебя выслушаю. Даю тебе пять минут. Выкладывай!

— У меня потрясающее предложение, — я стараюсь излучать самоуверенность. — Вы можете оставить их себе. Я готов подписать заявление, в котором отрекусь от всех своих денег. Покупайте столько картин, сколько хотите. Подарок. Эти деньги — продукт прежней моей жизни, с которой я больше не хочу иметь ничего общего. Логичная и с точки зрения терапии вполне обоснованная причина. Чтобы продвинуться в своем лечении, мне нужно освободиться от прошлого и соответственно от денег, которые я заработал не совсем праведным путем.

Смюлдерс недоверчиво смотрит на меня. Может, мой спич прозвучал чересчур высокопарно?

— Я действительно так думаю. Эти деньги для меня больше не существуют. Я подпишу составленное вами заявление, в котором дам согласие на приобретение предметов искусства. Взамен…

— Ага, вот где собака зарыта! — восклицает Смюледерс. Значит, он весь во внимании.

— Взамен я хочу честный шанс на реальное излечение. Не хочу стать козлом отпущения. Не хочу здесь сгнить. Я хочу получить второй шанс, такой же, как у всех других пациентов. Я сделаю все от меня зависящее и хочу, чтобы вы предоставили мне эту возможность. Мы забудем про эту аферу, и я просто стану жить дальше. Без денег. Это все, чего я хочу. Реальный второй шанс взамен на мое заявление. Вы продолжаете держать все под контролем. Вы остаетесь хозяином положения. Признайтесь, мое предложение звучит куда более приемлемым, чем альтернативный вариант.

45

Мой дедушка научил меня скрещивать пальцы. Это такое суеверие. На пике напряжения (когда за десять минут до окончания матча голландский футбольный клуб проигрывает со счетом 0–1, например) ты скрещиваешь пальцы. Сейчас под антикварным бюро Смюлдерса я тоже скрещиваю пальцы. Ведь это мой единственный шанс.

Смюлдерс поднимается с места и направляется к глобусу. Наливает в стакан виски и выпивает его залпом. Затем подливает еще, подходит к окну и оборачивается. Время, похоже, замерло.

— Хорошо, мой мальчик. Какая мне разница — так или эдак. Сделаем, как ты предлагаешь, но на моих условиях. Я составлю заявление, и ты его подпишешь. А потом исчезнешь с глаз долой. Мы забудем об этом. У меня будет храниться единственный экземпляр твоего заявления, который в любой момент я могу уничтожить, помни об этом. Мы встретимся еще один раз, после чего не обменяемся ни словом. Ты ставишь свою подпись, и дело закрыто.

Он ударяет пустым стаканом по стеклянному журнальному столику, чтобы придать пущей убедительности своим словам. Он здесь по-прежнему начальник, но мне удалось слегка расшатать прочность его позиций.

Я встаю и протягиваю ему руку.

— Разговор окончен. Убирайся, — отрезает он и шагает к двери.

А я выбегаю из кабинета, спускаюсь по лестнице, мчусь по коридору в сад. Жду, пока меня отведут на рабочее место, и оттуда иду прямиком на скамейку за сараем. Трясущимися руками я пытаюсь зажечь сигарету. Никотин действует на меня так, словно это сигарета — последняя перед расстрелом. Я медленно говорю себе: «Все позади. Молодец».

Наверное, я мог бы сделать это иначе. Я мог бы, к примеру, поговорить с доктором-неумейкой, но я этого не сделал. По-моему, я выбрал кратчайший путь, путь наименьшего сопротивления. Мне не нужны эти деньги, я списал их со своего счета и теперь могу направить все силы на собственное излечение. Я дарую Смюлдерсу его победу.

Поигрывание мускулами — глупая игра. А ее правила зачастую шиты белыми нитками.

46

Лето 2006 года выдалось невыносимо жарким. В тот день было никак не меньше сорока четырех градусов, и я в компании Флипа и Грегора пил светлое пиво в кафе «Сарфат». Я сидел в тени. Флип и Грегор грели спины на солнце. Пока Флип прикладывал ко лбу кубики льда, я, одолжив его трубочку, бездумно пускал пузыри в своем пиве.

— Дурак, зачем губишь пиво?!

Грегор был в скверном настроении, и мне хотелось его растормошить. Для подначки я заказал всем виски, еще одно светлое пиво и попросил его расплатиться.

Весь день он только и делал, что ныл из-за денег — за свой последний проект, над которым он корпел около двух месяцев, он выручил лишь триста евро.

— Что значит, расплатиться?

— Ты нам все уши прожужжал про свой гонорар — мог бы и угостить нас по стаканчику! У меня, кстати, с собой больше бабок нет. Может, потом еще и поужинаем?