Смейся!Смейся, ликуя, Эллада,словно в дни олимпийского года.Эта женщина – капелька ядав кубке пенного пряного мёда.За неё умирали фалангив бесконечной безудержной сече.Жизнь, она не красива с изнанки,будто роща олив после смерча.Улыбнётся лукаво Адониси печально посмотрит Психея:словно пену морскую в ладонях,он её удержать не сумеет.Смейся!Смейся, ликуя, Эллада!Не Гомера поймали на слове.Александру на битву не надо,Александра сразили в алькове.
АРМАГЕДДОН
На каменные клинописи лицсветила лик, простреленный
навылет,глядит из-под слабеющих ресниц;на сгустки и клубы белёсой пыли,осевшей на деревья и на птиц;на лица зданий и отживших клёнов,и нет уже различий и границмеж храмами Парижа и Поклонной.Настало время:ангел вострубили сделались смятения и смуты,и скоро, скоро грозный Гавриилсочтёт твои последние минуты.Настало время:всё вернулось вспять!Всё умирающее или неживое.И никого на помощь не позвать,и грудь земли под пыльною травою.Восстала рвать.Пред ней – другая рать.Они сошлись, разя, в последней битве.И солнце не спешило догорать,и люди становились на молитву.Всё это было.Было?Но когда?Я помню крики боли и страданья.И догорала Божия Звезда,и ни следа,и ни воспоминанья…Всё это было или будет впредь:земли сырой оплавленные комья…Всё умерло.И только умеретьне смог один, который это помнил.
«А можно ли тебя заставить жить…»
А можно ли тебя заставить жить?А можно ли тебя любить заставитьи верить в неживые миражипогоста с оголёнными крестами?Листает осень старую тетрадьостекленевшим вылинявшим глазом.И тёплых листьев больше не собратьв большой букет.И не поставить в вазу.Не сразу, не спеша, но исподволь,как лёгкий паучок на паутинке,приходит удивительная боль —расплавленная осени картинка.А можно ли меня заставить петь?А можно ли меня летать заставитьи верить в то, что можно умеретьв ряду не умирающей октавы?
«Мне снилась белая страна…»
Мне снилась белая страна:среди черёмух и акациймы не могли не потеряться,когда кругом была весна.Мне снились алые цветыв лучах багрового рассвета.Там было жарко. Было лето.И там меня любила ты.Мне снился синий небосводв золотомедном обрамленье.Там были чудные виденья,там был безудержный полёт.Я так хотел остаться в сне,но снег идет неумолимо,но жизнь проходит мимо… мимо…И ничего не снится мне.
У ВХОДА В ИЕРУСАЛИМ
Бдите и молитеся, яко не весте,
В кий час Господь ваш приидет.
(Мф. 24: 42, Мк.13:33)
Сижу у врат, презревши плоть,от лета и до лета.Не знаю я, когда Господьпройдёт дорогой этой.Я пролил здесь не мало слёз,в стране чужой, безвестной.Не знаю я, когда Христоспройдёт в Свой Храм Небесный.Смогу ли я Его узретьсреди толпы гудящей,иль суждено мне умеретьтаким, как есть, пропащим?О, Боже! Милостивым будьмне грешному.И всё же,о, Боже, укажи мне путькаким пройдёшь…О, Боже!..
«Жил я, с собой соглашаясь и споря…»
Жил я, с собой соглашаясь и споря,вплоть до последнего дня.Церковь, ковчег мой, из мёртвого морявынеси к жизни меня!Сколько вокруг потонуло и тонетв море не пролитых слёз.Церковь, ковчег
мой, над волнами стонетангел смертей – альбатрос.Кто-то прощальное слово обронит,как драгоценный опал.Церковь, ковчег мой, куда меня гонитморя житейского шквал?
«Новое время…»
Новое время.Свершенья. Пророчества.Новые мысли. Надежд фимиам.Если любовь – это часть одиночества,то вообще для чего она нам?Нового века и снега качание,будто пожара губительный дым.Если Господь – это подвиг молчаниято для чего мы всю жизнь говорим?
«Оставляя свои раздумья…»
Оставляя свои раздумьяв тонкой графике зимних рощ,неприкаянный,неразумный,я бреду по России в ночь.Я бреду по московским гранямистончённого бытия,не истерзан и не изранен,но убит сединой вранья.Видно так для России лучше —ни к чему в облаках кружить,а продать человечьи душиза кружочки словесной лжи.Что ж ты, Родина, раскололасьпод валютный заветный звон?Я валяюсь простым осколкомправославных святых икон.Я валяюсь зеркальной граньюпод когтями у воронья,не истерзан и не поранен,а убит чистотой вранья.
«Тень моя в тьме замороженных улиц…»
Тень моя в тьме замороженных улиц.Русь моя, падает снег на ладонь.Как же с тобою в зиме разминулись,город мой древний, стреноженный конь?Думал я вскачь над обрывом промчаться,словно Высоцкий, собрат по перу.Только мне выпало тенью скитатьсяс воем собачьим на снежном ветру,только мне заживо камень надгробныйбыл уготован, судьбе вопреки!Звук прокатился по улице дробный,лошади скачут наперегонки.Всё же Москва пронеслась над обрывом —я в этом хаосе не разберусь.Чудится песня с цыганским надрывом,значит, жива ещё матушка Русь!
«Что сказать мне о белом дне…»
Любимой жене Ксении
Что сказать мне о белом дне,белом городе и цветах,где ты думаешь обо мне,где все мысли наводят страх?Ты не бойся так за меня!Ведь бояться – не значит жить.Не старайся клочок огняв белом городе сторожить.Если я для тебя горю,значит, Богом так суждено,и в каком-то другом раюэто счастье нам не дано.Значит, будем любить всерьёзбелый город и нашу жизнь.И не надо горючих слёзпод наплывами дешевизн.А когда я лечу во сне,белый город разгонит мрак.Ты ведь тоже приснилась мне,и от сна не уйти никак.
НА ПОГОСТЕ
Слышишь, мама, я пришёл!Я нашёл тебя, мамуля!Жизнь мелькнула, словно пуля,с продырявленной душой.И ни завтра, ни вчера,только взлёт и только вечность.Неужели бесконечностьэто времени игра?Не пора ли мне на взлёт —я весь мир перелопатил,истончался, скажем кстати,но достиг не тех высот.Состоявшийся пижон,нашумевший мастер слова,но тебе промолвлю снова:– Слышишь, мама, я пришёл!
«Перестук колёс, перестук…»
Моей бабушке —
Екатерине Холиной,
поэту Серебряного века
Перестук колёс, перестук,или звон в ушах, или звон?Мир давно пронзил тяжкий звук,тяжкий звук пронзил, или стон?Но беда моя – не беда,если рядом ты в снег и в дождь.И в голодный год лебедауж не вызовет страх и дрожь.Уж не вызовет смачный дымнедокуренных сигарет.Я же был всегда молодым,и умру, поверь, в цвете лет.Мир опять пронзил тяжкий звук,и стрела летит вслед за мной.Перестук колёс, перестук.Или вой по мне, волчий вой…