Камень в огород

Выходя из дома, я твердо решила назваться Машей Мироновой, из «Капитанской дочки». Втайне я мечтала встретить своего Гринева, но уж никак не Нехлюдова.

В ответственный момент на радость сестрице Маша Миронова у меня из головы вылетела. И я воспроизвела то, что внушила мне дома Наташка…

– Вам в 12 кабинет, к следователю Коршунову. Прямо и направо, – ободряюще улыбнулся сержант.

Я двинулась по коридору, физически ощущая тяжесть креста младшей сестры Натальи Голубевой.

Дверь в кабинет следователя была приоткрыта.

Протискиваясь в кабинет, я зацепилась лямкой рюкзака за ручку с внешней стороны. Потянула рюкзак – дверь защемила меня. Мечта об эффектном появлении провалилась.

Я билась с рюкзаком, дверью и дверной ручкой, а следователь Коршунов со все возрастающим весельем наблюдал эту сцену.

– Здравствуйте. – Мне, наконец, удалось извернуться и отцепить лямку рюкзака от ручки.

– Здравствуйте, присаживайтесь. – Смеющиеся ярко-синие глаза быстро просканировали меня, а низкий голос с едва уловимой сексуальной хрипотцой спеленал, как куколку шелкопряд. – Это у вас есть информация по делу о пропавшем камне?

– Угу.

Нещадно труся, я выложила перед господином Коршуновым пакетик с браслетом:

– В новостях сказали, что опять пропал камень с памятной надписью. Я поехала на площадь и нашла это на клумбе, где камень раньше лежал. И подумала, вдруг это поможет вам в поиске преступников.

– А почему вы думаете, что их было несколько?

Я помертвела.

– Ну, – промямлила я, – камень же тяжелый…

– Так-так-так, – хищно забормотал господин Коршунов, – как вы сказали, вас зовут?

– Екатерина Маслова.

– Прямо как у Толстого?

Я вытаращилась на Коршунова.

– Что?

Караул! Ноги подкосились, я опустилась на стул сбоку от стола следователя. Меня раскололи на первой минуте разговора – легенда, которую состряпала мне сестрица, ни к черту не годилась!

– Э, да вы, барышня, Толстого не читали? Ну, и поколение растет! Классику не знают, голова забита всяким мусором, вампирами, дамским чтивом и статейками с «Леди.Ру.»

Не знаю, о ком это он рассказывал мне, студентке второго курса юридического института, интеллигентке в третьем поколении.

У нас дома неплохая библиотека, это открытие я сделала еще в первом классе. Так что насчет дамского чтива – это не ко мне, хотя… В общем, не без этого.

«Синеглазый брюнет, староват, не меньше тридцати, высокий лоб с залысинами, широко расставленные умные глаза, узкие губы и крупный эллинский нос, много курит», – обследуя Коршунова и его рабочий стол с пепельницей, полной окурков, составляла я словесное описание для отчета перед Наташильдой.

– Так что, говорите, вы делали на клумбе?

Вопрос был, что называется, на засыпку: что я могла делать на клумбе в центре городской площади, если я не работник городского предприятия по озеленению? Вот об этом мы с Наташкой не подумали…

– Ничего не делала.

– А как же вы нашли браслет?

Я стушевалась. Наташильда что-то говорила о побудительной причине, но что именно – вспомнить я не могла и чувствовала себя все неуютней под хитрым взглядом синих глаз младшего советника юстиции майора Коршунова. Этим своим взглядом майор напомнил мне сестрицу.

– Я цветочки хотела соврать.– Подсознание выдало меня с головой.

– Своровать, в смысле? – подсказал следователь Коршунов. Что еще мог подсказать следователь свидетелю?

– В смысле, сорвать, – промямлила я, лихорадочно пытаясь исправить фрейдовскую ошибку. – Знаете, там такие миленькие цветочки после дождя расцвели, голубенькие, маленькие, не помню, как называются. Я такие видела в журнале. Очень хорошо смотрятся в белой вазочке.

– Замечательно! И когда же вы нацелились на цветочки?

– Вчера.

– И вчера нашли браслет?

– Да.

Господин Коршунов достал из ящика стола лупу, в точности такую, как у нас дома – большую, прямоугольную, с ручкой, – вытряхнул браслет из пакета на стол и с пристрастием исследовать.

– Захватали все пальчиками, небось, придется отпечатки ваши снять. И ДНК заодно.

Я начала бояться по-настоящему.

– Какие отпечатки? Какая ДНК? – пролепетала я, бледнея.

Следователь вернул браслет в пакет и остановил на мне испытующий взгляд.

«Сейчас раскручивать и колоть будет»,– сообразила я и почувствовала приступ паники.

– Так ты говоришь, – что нашла этот браслет у памятника на площади Космонавтов?

Внезапно следователь стал мне «тыкать».

Наташка бы в такой момент обязательно ввернула пушкинское: «Пустое вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила». В смысле, он заменил.

– Да, – проблеяла я, прислушиваясь к нарастающим признакам панической атаки.

– А живешь ты где?

– На …– начала я и захлопнула рот.

– Ну? – поторопил Коршунов.

– Не скажу, – заявила я.

– Чего вдруг?

– Я хочу остаться неизвестной. Вот.

Следователя точно током ударило: он резко выпрямился в кресле.

– Значит, Екатерина Маслова в глухой отказ ушла?

– Значит, – подтвердила я, хотя понятия не имела, что значит «уйти в отказ», да еще и глухой. Интересно, что бы сказала по этому поводу Наташка? Можно уйти в отказ с точки зрения норм русского языка?

– Сейчас посажу тебя в обезьянник на трое суток – поумнеешь, – пригрозил Коршунов.

– Не имеете права! – пискнула я и разревелась.

– Прекратить! – рявкнул Коршунов, и хлопнул по столу, так что все, в том числе и я, подпрыгнуло. – Что за детский сад? Ты пришла помочь следствию или цирк устраивать?

Слезы и сопли полились ручьем. Икая и всхлипывая, я сняла очки, пристроила их на стол Коршунова, вынула платок из рюкзака и принялась громко сморкаться.

– Это чье? – прогремел Коршунов.

Я оторвалась от платка и уставилась на обличающий указательный палец следователя. Палец был направлен на мой носовой платок – мамин подарок: батист с венским кружевом и вензелем «АГ», вышитым настоящим шелком в уголке.