Канцтовары Цубаки

Поначалу я была совсем неумехой и даже не могла принять от Вас чай как положено. А сколько раз после долгого сидения на коленях не могла подняться на ноги!

Несмотря на все это, все эти годы Вы принимали меня очень тепло и любезно, приучая двигаться вперед и не отчаиваться при неудачах.

В наших занятиях хватало и радостей, и сложностей, но мне никогда не забыть те дни, когда я выходила с Ваших занятий, поднимала голову к небу и смеялась, счастливая уже оттого, что повстречалась с Вами в этом бескрайнем мире.

Я действительно убеждена, что главный урожай нашей жизни постигается через чайную церемонию.

А потому даже самые жестокие слова сенсея вдохновляли меня так же, как и слова любви.

И тем не менее продолжать наши занятия далее было бы затруднительно.

Искренне сожалею, что не имею возможности сообщить Вам об этом лично, поскольку чувствую себя неважно и нанести Вам визит не смогу.

Нижайше прошу извинить, если столь важные для меня слова вдруг покажутся Вам неучтивыми.

Любезно присланную Вами говядину мы пожарили как скияки и с удовольствием съели втроем. Воистину говядина «Мацусака» — мясо премиум-класса! Мой сын пробовал этот деликатес впервые в жизни. Огромное Вам спасибо.

И тем не менее с огромным смущением в сердце вынуждена напомнить Вам, что мой муж — служащий, а сын уже пошел в первый класс. Но даже этих бесценных для меня созданий никогда не будет достаточно, чтобы расплатиться с Вами за всю Вашу неустанную доброту.

Как бы ни печалило расставание с Вами, я продолжу нести в этот мир свет и мудрость учения, которое Вы мне преподали.

От души желаю Вам крепкого здоровья при любых обстоятельствах.

Будьте счастливы.

Я закончила — и воздух с шумом вырвался у меня из груди.

Мне даже послышалось резкое хлопанье крыльев, будто стайка напуганных птиц разлетелась из-под ног в разные стороны.

На следующее утро я перечитала письмо и положила его в конверт.

Письма супервежливого формата по древней традиции складываются втрое, после чего углы у верхнего и нижнего полей загибаются треугольниками.

В конверт я решаю положить бледноватый цветочек ифейона, что расцвел сегодня на заднем дворе. Ифейон обычно увязывают с «печалью разлуки», так что не помешает.

Вывожу на конверте адрес получателя.

Переворачиваю и уже мелкими буквами прописываю адрес Май-тян.

На этом все…

— Поппо-тян? У меня к тебе просьба! Не возражаешь? — слышу я голос соседки, как только заканчиваю утреннюю уборку.

— Я сейчас! Секундочку!

Сунув в рот остатки вчерашней ячменной лепешки, вскакиваю из-за стола и распахиваю окно. Синеву над головой рассекает долгий, в полнеба, белый след самолета.

— Очень прошу! Можешь забежать ко мне прямо сейчас? — добавляет госпожа Барбара. Сегодня ее голос звучит как-то сдавленно.

Как была, в шерстяной пижаме, я спешно всовываю ноги в пляжные сандалии и подбегаю к садовой оградке.

Она подползает ко мне со своей стороны оградки. В скрюченной позе и двигаясь боком, точно какой-нибудь краб.

«Может, шею свело во сне?» — тут же думаю я.

— Прости, что потревожила… Но больше некого попросить! — с трудом говорит она и, чуть покраснев от смущения, просит меня застегнуть ей пуговицы любимой кофточки на спине.

— Мне правда очень неловко! Ты ведь так занята… — продолжает она извиняться.

— Вовсе нет! Сегодня у меня выходной! — отзываюсь я, застегивая пуговку за пуговкой.

Как бы там ни было, кофта и правда роскошная. Цвета черной земли, а пуговки на спине — красные, белые и голубые.

— Кофточка у вас просто блеск! — говорю я, застегивая последнюю пуговицу. — Что за бренд?

— Ох! Да какой там бренд? — усмехается госпожа Барбара. — Ей уже полвека! Моя мать носила ее чуть ли не каждый день. Ну а я надеваю только зимой, когда холодно. Недавно пуговицы на новые заменила, да все никак не привыкну… Помнишь ту пуговичную лавку у самого вокзала, напротив торговых рядов?

— Точно, была такая… Названия, правда, не помню.

— Вот там и купила, а пришивала уже сама. Раньше могла спокойно застегивать каждую, но в последнее время прямо беда. Руки совсем не гнутся!

— Для меня это сущий пустяк. Всегда зовите, как только понадоблюсь!

Легким движением руки она поправила волосы, разметавшиеся по плечам. Густые и серебристые, будто свитые из паутины.

— Серьезно? Вот спасибо! — Она лукаво улыбается. — Если так, пожалуй, и правда еще позову… Но скажи-ка мне, а что у тебя за планы на выходные?

— Да пока никаких.

— А сакуру встречать не собираешься?

— Хорошо бы! Уже вот-вот зацветет!

Любоваться первыми цветами сакуры меня всегда водила Наставница. И неизменно в парки храма Данкадзура, вспомнила я.

— А я хочу собрать вечеринку у себя дома, — говорит она вдруг. — Придешь?

— Что… Можно?

— Ну конечно! Все чего-нибудь принесут понемногу, так и отпразднуем. Мой садик тебе из окна не видно? Ты даже еще не знаешь, какие там чудесные сакуры! Вот и соберу под ними старых друзей, пускай все порадуются. В основном, конечно, все такие же старушки. Сколько этим сакурам осталось цвести — бог его знает…

— Ну зачем вы так?

— Ох, Поппо-тян! Только не делай печальное лицо! В любой жизни наступает момент, когда перестаешь шевелиться.

Так-то оно так, согласилась я. Но мне все же очень хотелось, чтобы госпожа Барбара шевелилась как можно дольше.

— Значит, сакура на дому? — слезаю я с грустной темы. — Вот здорово!

— Ну еще бы! — кивает госпожа Барбара. — Когда смотришь на сакуру, понимаешь, что все-таки жил не зря… Так что приводи побольше друзей!

— Как? — удивляюсь я. — Вы что, собираете целую кучу народа? Но у меня и подруг-то почти нет…

А одна из этих подруг и так уже здесь, передо мной, добавляю я про себя.