Канцтовары Цубаки

«Сколь виртуозно ты ни владеешь кистью, — повторяла она, — если написанное тобой не считывается с первого взгляда, значит, ты просто выделываешься, создавая безвкусицу».

Иными словами, даже в самых красивых буквах нет смысла, если они не доносят суть послания до адресата. Такова была ее философия. Иногда, в числе прочих стилей, она обучала меня и беглой скорописи сосё, но сама при заказах почти никогда ею не пользовалась.

«Истинная мудрость всегда проста».

Этот нехитрый девиз, который и отличает писчую контору от обычной нотариальной, Наставница вколотила в мою голову с раннего детства. И теперь уже я сама, без ее подсказок, понимаю, что для лицевой стороны открыток нужен уставный стиль «кайсё», прочесть который сумеют даже на самом захолустном деревенском почтамте.

Помимо авторских версий для алфавитов и иероглифов, Наставница придумала еще и кистевые начертания для арабских цифр — так, чтобы те считывались любыми японцами без ошибок.

Не прошло и недели, как открытки для госпожи Уофуку были готовы. Мне самой при этом не пришлось потратить ни иены.

Пока я возилась с заказом, июнь подошел к концу. Сезон сливовых дождей [22] в этом году выдался совсем коротким и продолжаться, похоже, не собирался.

Тридцатого июня в храме Хатиман-гу, начиная с обеда, проводится обряд Великого очищения [23] .

Выйдя из дома пораньше, я отправляюсь к храму окольной дорогой. По случаю праздника «Канцтовары Цубаки» отдыхают и в субботу, и в воскресенье, так что хотя бы сегодня можно гулять до утра.

22

Сливовые дожди (яп. ?? — цую или байу) — сезон затяжных дождей на всем побережье Японского моря, включая приморские регионы Китая и Кореи. В Японии обычно длятся с конца мая до начала (максимум до середины) июля. Примерно тогда же в субтропиках ЮВА поспевает слива.

23

В японском язычестве синто не существует понятия греха, однако считается, что совершение «неправильных» действий может привести к духовному загрязнению — кэгарэ (яп. ??). Для «очищения от скверны» (хараи) в синтоистских храмах по всей Японии дважды в году — 30 июня и 31 декабря — проводятся ритуалы Великого очищения (яп. ?? — оо-хараэ) с подношениями богам, фестивалями и народными гуляньями.

Все, кто на этом празднике посещает храм, получают новенькие о-хараи — обереги из рисовой соломы в форме колец, которыми горожане украшают двери своих домов до следующего Великого очищения. Но если в июньские о-хараи вплетаются голубые ленточки, то у декабрьских такие ленточки красные. А на дверях «Камелии» никто не менял о-хараи с прошлого лета.

Сама-то я вовсе не набожна и особо не суеверна, но в дни Великого очищения стараюсь выполнять положенные ритуалы. Вот и Наставница, как бы ни была занята, дважды в году обязательно выкраивала часок для посещения храма.

Добираюсь как раз вовремя. Отдаю на воротах три тысячи иен [24] — подношение богам для участия в церемонии. Получаю новое о-хараи.

Уже перед самым храмом прохожу по тропинке сквозь кольцо Ти-но-ва [25] — огромное, из колючих стеблей осоки — и в этот миг ощущаю: вот оно и пришло, настоящее лето! Пронзительная синева над головой как будто распахивается еще шире, сияет еще лазурнее.

«А ведь год в Камакуре и правда начинается с июля!» — внезапно думаю я. И, обернувшись, смотрю, как пара коршунов гордо парит в небесах по ту сторону зазубренного кольца.

24

Около 30 долл. США.

25

Ти-но-ва (яп. ??? — «кольцо из стеблей императы», т. е. соломы) — в синтоизме — ритуальное кольцо диаметром примерно в два человеческих роста, которое устанавливается вертикально на тропинке перед входом в храм для проведения обряда Великого очищения (оо-хараэ). Прошедший через это кольцо трижды считается очищенным от накопившейся скверны и получает благословение богов на очередные полгода жизни.

Мелкими шажками я выписываю на тропинке восьмерку — вперед, назад и снова вперед — и таким образом трижды прохожу через кольцо Великого очищения. Служительница-мико угощает меня храмовым саке. Я делаю глоток, и «напиток богов» как будто ослабляет узлы, что уже так долго стягивали мое сердце. Небесная синь, став совсем бездонной, готова принять меня с головой.

Возвращаюсь навеселе, ноги чуть заплетаются, но прежде чем зайти в дом, вешаю над входной дверью свежее о-хараи. Вот теперь, с новым настроем, и можно встретить лето как полагается…

Вокруг — никого, и я в одиночку бормочу себе под нос: «С Новым годом, о боги!» Уж не знаю, долетает ли мой голос до адресатов, но в тот же миг налетает ласковый южный ветерок — и голубые ленточки, радостно встрепенувшись, пританцовывают у меня перед глазами.

А уже со следующего утра, словно подтверждая приход настоящего лета, начинают трещать цикады. Чудеса: еще вчера от них не было слышно ни звука, но стоило перевернуть страницу в календаре, как их свиристение заполнило собой все вокруг. Да, в этом году, благодаря тому, что сливовые дожди отшумели так рано, настоящее лето и правда началось с первого же дня июля.

Хотя, конечно, стоит признать: лето для нашего магазинчика — время спячки средь бела дня. Да что магазинчик! Вся Камакура под палящим солнцем словно вымирает. Какое-то оживление еще можно заметить вокруг вокзала, но все эти люди едут из города прочь: их цель — морские пляжи Юигахама или Дзаймокудза [26] . Вот и в гортензиевых садах вокруг храма Мэйгэцу к началу июля все цветы либо срезаны, либо уже отцвели, и отдыхающим там делать особо нечего. В городе такое пекло, что всякое желание разглядывать достопримечательности испаряется.

26

Дзаймоку– дза (яп. ???), Юигахама (яп. ????) — два главных песчаных пляжа Камакуры. Разделяются устьем реки Намэри, рассекающей центр города параллельно проспекту Вакамия-Одзи.

И поскольку за конторкой остается только носом клевать, я пропадаю в задней части дома, пытаясь разобрать вещи, оставшиеся после смерти Наставницы. Какую-то их часть разобрала тетушка Сусико, но много всего так и валяется без толку по всем углам.

Все, что можно хоть как-то продать, забрал бы старьевщик. Да только ни одно из «сокровищ» Наставницы исторической ценности не имеет. Почти все это — никому не нужные, выцветшие бумажки. Среди которых, похоже, затесались и мои каллиграфические экзерсисы. Я сгребаю их, кучка за кучкой, в очередной мешок для мусора. Слава богу, хотя бы звонок в этом доме устроен так, что, если придет посетитель, колокольчик зазвякает даже на заднем дворе.

Рабочий день в «Канцтоварах Цубаки» — с полдесятого утра и до захода солнца. В тот вечер солнце уже садилось, и я готовилась закрывать магазин.

Но тут зазвенел колокольчик. Один раз, потом другой.

Выскочив из подсобки, я поспешила обратно к кассе — и обомлела. Передо мной стояла женщина глубоко за шестьдесят. На первый взгляд — классическая «мадам Камакура». Но при этом совершенно мне не знакомая.

Ее миниатюрную фигурку облегало платье с рукавами-буф, темно-синее в белый горошек. И даже зонтик в ее руках был подобран в тон платью — темно-синий, с такими же горошинами. Элегантная соломенная шляпка, белые кружевные перчатки — ну просто ходячая реклама новомодных кефиров «Кальпис» [27] .

27

Молочные продукты не входили в рацион японцев вплоть до начала ХХ в. И хотя к молоку и сливочному маслу сегодняшняя Япония уже привыкла, такие изделия, как кефир, до сих пор считаются кулинарной экзотикой, символом «пришлой» западной культуры. С конца 80-х гг. и до сих пор фактически единственным производителем японских кефирных напитков является корпорация «Кальпис» (Calpis), чей дизайн для подобной продукции, как правило, выдержан в сине-белых тонах.

— Добро пожа… — начала было я, но Мадам Кефир прервала меня на полуслове.

— Сегодня утром в семье господина Сунады скончался бедный Конноскэ! — внезапно сообщила она.

Видимо, хочет заказать соболезнование, догадалась я. По крайней мере, на покупательницу канцтоваров она уж точно не похожа. Что-что, а такие нюансы я умею различать не хуже Наставницы.

Как и указано на вывеске, «Канцтовары Цубаки» — всего лишь маленькая лавочка, торгующая писчими принадлежностями. О том, что здесь оказывают услуги писца-каллиграфа, знают лишь соседи по нашей улочке да старые завсегдатаи, каких по пальцам пересчитать.