Канон Смерти
Шрифт:
– Почему?
– удивился Тоурен.
– Не с кем.
– Резонно... Хочешь - осмотрись.
Упрашивать себя Рей не заставил и первым делом поскакал к окну - заглянуть в загадочное "снаружи". Встал на задние лапы, упираясь передними в подоконник и прижался носом к холодной и гладкой штуке, называвшейся "стекло".
Он увидел блестящую от дождя улицу, множество разноцветных фонарей и соседние дома, ярко подсвеченные изнутри и снаружи. А наверху, над домами, укрытое тучами, огромное и бездонное...
Что-то заныло в спине чуть ниже лопаток.
Рей снова опустился на все четыре
"Что ему надо от меня?"
– Тебе нельзя появляться на улицах, - озвучил Тоурен то, что детеныш и без него успел понять.
– Это опасно. Особенно в таком виде.
– Почему?
Образ опасности никак не дал понять подробностей.
– Даэйров в этом городе не жалуют. Да и не по этим улицам гулять маленькому дарри.
– Почему не жалуют?
– тут же спросил Рей.
– Как бы тебе объяснить...
– человек задумался. Сел в кресло и замолчал, собираясь с мыслями.
– Ты же понимаешь, что вы отличаетесь от людей? Даже когда принимаете человеческий вид, вас легко отличить по глазам и походке. А люди настороженно относятся к тем, кто не такой, как они, даже в малом. Таких, как ты, опасаются особенно, потому что не понимают, чего от вас ждать.
– Как я?
– рей слушал Тоурена внимательно, соединяя его слова с образами, приходившими во снах.
Ему снились предки - огромные, могучие и гордые небесные хищники, свободные, летающие и охотящиеся там, где пожелают. Снились города, построенные руками предков - величественные, удобные и для крылатых исполинов, и для тех, кто предпочитал жить в двуногом обличии, поднимаясь в небо лишь время от времени. Выходит, он что, не такой, как предки?
– Дети даэйров и людей, - кивнул Тоурен.
– Полукровки.
– А в чем разница?
– Рею вдруг стало не по себе от этих слов, он невольно прижал к голове уши. Почему сердце так гулко бухнуло в груди?
– большинство полукровок никогда не летают, даже если оборачиваются в подобие даэйров. У них не вырастают крылья.
Но...
Рей отшатнулся, как от удара, не веря услышанному. Лапы стали ватными, сердце сжалось, а в глазах резко потемнело. Неужели сны лгали ему? Лгали обещанием неба, обещанием полета? Обещанием свободы.
А человек не лгал. Он был уверен в том, что говорит, рей слышал это. Значит - знает. Значит, это - правда. И ему уготована участь чего-то невнятно-среднего, ни рыбы, ни мяса, как говаривала матушка Тола.
Не даэйр.
Но и не человек.
Не примут ни те, ни другие. Тоурен знал это, верил в это.
– Мне жаль, малыш, - долетел до опущенных ушей его голос.
– Твой отец думал явно не головой в этих стенах. И явно не о тебе.
Детеныш встал, покосился на человека и понуро побрел к двери, волоча хвост.
Нет, он не сломается и не решит свести счеты
с жизнью. Будет жить назло родившим его тварям, которым плевать. Но сейчас ему хотелось побыть одному. Без лишнего сочувствия и разговоров....А спина действительно ныла или ему это только показалось?
Тоурен переменил свое решение. Маленький черный даэйр с огромными золотыми глазами не должен был стать игрушкой клиентов. Хотя жизнь в борделе неминуемо наложит на него свой отпечаток. Он, Тоурен, со временем и наложит, аккуратно и бережно, чтобы какая-нибудь падла не сломала невинное создание насилием. Юные полукровки часто становятся жертвами за свою красоту. И лучше подержать его при себе до тех пор, пока он не вырастет достаточно, чтобы суметь себя защитить. О том, чтобы держать хищника в борделе пожизненно, не могло быть и речи, тем более, что даже полукровки и те живут тысячелетиями, как говорят.
Жаль было говорить детенышу правду, но лучше лишить его иллюзий сейчас. Тогда в будущем не придется больно падать.
Он же не виноват, что отец у него идиот и такая же высокомерная сволочь, как все они, чистокровные даэйры. И лучше бы ребенку никогда и не знать своей крылатой родни.
Тоурен ждал, когда детеныш придет снова. А в том, что он придет за ответами на новые вопросы, сутенер не сомневался нисколько. Слишком цепкий и жадный разум у этого ребенка. Это прикосновение невозможно было не ощутить.
Но каково же было его изумление, когда через несколько дней ровно в тот же предутренний час, поскребясь тихонько в дверь, на пороге возник мальчик!
Без единого лоскута одежды.
В самом деле, откуда бы он ее взял?
Теперь Рей выглядел пяти-шестилетним ребенком. Но каким! Нетронутая солнцем белая гладкая кожа, кое-где покрытая мелкими нежными чешуйками, потрясающе правильное лицо без малейшего изъяна, обрамленное крупными черными локонами, изящно очерченные брови вразлет и глаза цвета червонного золота. На нежных пальцах рук и ног чернели привычные ему когти.
Чудо махнуло пушистыми ресницами и поежилось от непривычно ощутимого сквозняка. Тоурен опомнился, в два прыжка пересек кабинет и укутал мальчишку подхваченным с кресла пледом. Тот еще больше захлопал глазами и пошатнулся - стоял неуверенно.
– Почему ты это сделал? И как?
– спросил Тоурен, усадив ребенка в кресло. И эту красоту он собирался отдать на потеху пресыщенным аристократам? Ну уж нет!
Какое-то время мальчик молчал, видимо, соображая, как нужно говорить ртом. Снова его мимолетное касание прошлось по сознанию. Странное, необъяснимое и неощутимое физически, но совершенно явственное.
– Потому что мне здесь тесно, - с запинкой, растягивая слова, отозвался Рей.
– И нужно жить среди двуногих. Я... просто захотел таким быть. Представил себе.
"А если я представлю себе крылья?" - так и читался в его глазах невысказанный вопрос. Тоурен промолчал, про себя качая головой. Жажда неба станет его проклятием на всю жизнь...
А мягкая ткань ему понравилась. Забрался в кресло с ногами, завернулся в плед и сидел, привыкая к новому виду, к новому телу.
– Ты прав, нужно жить, - кивнул мужчина.
– Нужно учиться.