Капитан Соври-голова или 36 и 9
Шрифт:
Тогда Женька не выдержал и просто заорал.
— Не знаю, — заорал он, — о чем ты, Дима, думаешь, а я лично думаю о том, что наша дача уже горит! И нам с тобой, Димыч, надо не дым читать, а пожар гасить!
А Дима тоже заорал:
— Что ты мне про свои мысли кричишь! Ты мне про мои мысли кричи!
А Женька закричал:
— Свои мысли ты и сам знаешь! А мои не можешь прочитать, не можешь!
А Дима опять за свое:
— А я почему не могу их прочитать? Потому, что мой дым перепутался с твоим дымом и я не могу различить свои мысли от твоих!
Женька заорал пуще прежнего:
— И все ты врешь! Мои мысли сейчас о том, что надо звонить по ноль один! А все остальные мысли — это твои, а не мои вовсе!
И тут, вместо того чтобы сказать спасибо Женьке
— Некоторые типы говорят слова, чтобы скрыть свои мысли, только со мной такие штучки не пройдут! Нас не собьешь!
Но к этому времени Женька уже так нахватался дыма, что ему все равно было, что там думает о нем Дима, ему так стало все равно, что он перестал помогать Диме читать мысли и совсем перестал интересоваться тем, что думает его троюродный брат. Он обернулся на дачу и увидел, что все окна у нее такие, как будто в комнатах кто-то проявляет при красном свете. Тут уж он просто завопил:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Вероятно, его мысли о пожаре если не Димке, то кое-кому все-таки удалось прочитать. Потому что над дачей вдруг появился в воздухе вертолет, а со стороны речки, преодолевая дымовую завесу, стал подруливать катер речной милиции. А в глубине дыма за оградой раздались громкие голоса…
Как мама и папа Женьки и сестра Димки Зинаида наткнулись на них в черном тумане? Из-за чего мама упала в обморок? Что кричал командир пожарных, когда обнаружил дымовые шашки и не обнаружил никакого пожара? И что после этого началось? Как реагировала на все соседка Женьки, еще не успокоившаяся после истории с питоном? Почему милиционер с катера записал телефон? Чем пригрозил брандмайор Женькиному папе? Об этом нужно писать совершенно особенный рассказ. Сейчас можно сказать только о том, что Женька и Дима вели себя мужественно и героически. Дима потому, что это был его принцип. А Женька оттого, что уже ко всему привык. Конечно, как всегда, их спокойное состояние рухнуло, как только приехал врач на «скорой помощи». Он установил у обоих отравление угарным газом, правда не очень тяжелое. Врач достал две кислородные подушки и заставил Женьку с Димой дышать кислородом. Потом он заставил нюхать нашатырь, потом заставил раздеться и растер с ног до головы, а потом хотел обложить обоих грелками.
Дима все терпел, но из-за грелок просто взбунтовался. Взбунтовался и Женька.
Дима вопил, что он нигде не читал, чтобы, например, путешественникам, которые читали мысли с помощью дыма, давали после этого нюхать нашатырь и обкладывали грелками.
— Во-первых, — сказал Женькин папа, — вы дым не читали, вы его просто нюхали… Во-вторых, — сказал Женькин папа, — для того чтобы читать мысли на расстоянии, надо иметь не только расстояние, но и мысли…
Женьке показалось, будто отец хотел что-то сказать «в-третьих», «в-четвертых» и «в-пятых», но доктор сказал, что им нужен полный покой и тишина. После этого все ушли. И Женька с Димой остались в полной тишине и в полном покое.
Если не считать покашливания, Женька и Дима лежали молча. Судя по выражению Диминого лица, он опять обдумывал что-то совершенно невероятное. Но с Женькой он пока об этом не разговаривал, и Женька вдруг забеспокоился, что Дима почему-то больше не хочет, чтобы он в чем-то невероятном участвовал. Но убедившись, что ни с дымом, ни без дыма Дима все равно не прочитает ни одной мысли, Женька, как всегда, но почему-то с еще большим наслаждением предался своим ничем не выдающимся мыслям…
От автора
Вот вам пока шесть историй из полной приключений жизни капитана Соври-головы, то есть
капитана Сого, то есть просто Димы Колчанова и его троюродного брата Женьки. Женька, конечно, напрасно испугался, что Дима больше не станет принимать его в свои невероятные происшествия. Пройдет день, и капитан Соври-голова предложит ему лететь в космос. Это происшествие было невероятнее всех, уже случившихся. Но об этом в следующий раз.
ОЛИМПИЙСКИЕ ТИГРЫ
Юмористическая повесть
1
Было без пятнадцати семь. Влажный тихий ветер дул с моря. Пахло водорослями, прохладным песком и флоксами. Мягко шумели листья старого платана в углу за гаражами. Остап и Женька сидели на скамейке, никем еще не занятой в такой ранний час, в пустом пока дворе. Женька ел апельсин и смотрел, как сиамская кошка Лены Гуляевой, самая красивая кошка самой красивой девочки во дворе, зачем-то ходит по перилам балкона да еще при этом лижет свой бок. Должно быть, Женьке хотелось, чтобы она упала, и он тогда на деле убедился бы, что кошки не разбиваются. Остап не спускал глаз с балкона Ларионовых.
Без семи семь тонкая штора на дверях балкона остро вздулась, как палатка, снова повисла, отлетела в сторону. Сначала показался бамбуковый шест, потом сам Гена Ларионов, белоголовый, загорелый, в роскошной белой майке с тигром на груди, оскалившим розовую пасть. Гена такой человек, единственный, конечно, человек в городе, который почти никогда не выходит из дверей. Он просто спускает с балкона шест и соскальзывает по нему вниз. Гоп-ля! Он на земле. Что ему стоит? Ничего не стоит — потому что он лучший прыгун во дворе (с шестом!). Лучший прыгун на школьной спортплощадке (без шеста!). А может быть, лучший прыгун в городе среди мальчишек! (И с шестом и без шеста!)
Размахивая авоськой, в которой лежал кошелек, Гена шагал в магазин. Каждое утро в это время он ходил в магазин за хлебом и кефиром. Теперь нужно было пристроиться к нему поближе и как-нибудь обратить на себя внимание. Вчера Остапа и Женьку прогнали со спортплощадки и не разрешили прыгать. Только Гена Ларионов мог исправить бедственное положение — и Остап и Женька больше всего на свете хотели научиться прыгать так же, как он.
Можно, конечно, было просто сказать: здравствуй, Гена! Но из этого, конечно, ничего бы не вышло. Он бы сказал: здравствуйте, бычки — и пошел бы дальше, не обращая на них внимания. Не обратил же он внимание вчера на то, как их выгоняли! Его надо было заинтересовать. А чтобы Женька-растяпа не помешал и не ляпнул что-нибудь очень уж глупое, Остап немедленно купил ему за воротами эскимо на палочке. Шоколадное. Женька, едва не наступая на пятки Гене, принялся с аппетитом его уплетать.
— Ну, как тебе понравился фильм «Черная гора»? — громко спросил брата Остап.
— Угу, — сказал Женька.
— Я тебя спрашиваю всерьез, ты и отвечай всерьез…
— Черная гора — плохой слон, — сказал Женька. — Он плохой, потому что убил своего сына.
Геннадий шел, постукивая шестом, и не обращал на них внимания.
— Эх, ты! — еще громче сказал Остап. — Ты ничего не понимаешь! Он не сына убил… он убил…
Никак не придумывалось, что же именно слон убил. Наконец, Остап завопил с облегчением:
— Он убил в нем… гадость!
Женька чуть не подавился. И, кажется, наконец проснулся по-настоящему.
— Какую еще гадость?
— Ну… эту… болезнь же! Сумасшествие! Сын же его сошел с ума.
— Он не сошел с ума, — убежденно сказал Женька, обсасывая палочку. — Купи мне, пожалуйста, еще. Он был дикий… Вот. Вообще в кино показывают ерунду. Вот, например, я видел… честное слово… эти рыцари, когда писали письма, потом брали перечницу и посыпали письма перцем. Скажи, зачем посыпать письма перцем? Чтобы потом другие чихали?