Капкан для лешего
Шрифт:
– Опять я?
– недовольно спросил тот.
– А что делать, если ты у нас такой, что никто тебе отказать не может, - усмехнулся Колотей.
– Ты уж сходи, попроси Каливара, и Хольку прихвати.
Впереди широко шагал Могута. За ним едва поспевал Каливар. Был он в тех же коротких коричневых брючках, с лямкой через плечо, а на ногах вместо новеньких калош, телепались какие-то дырявые, замызганные опорки, бывшие когда-то не то старыми ботинками, не то стоптанными сапогами. А Хольке что, ей длинноногой и торопиться не надо. Банник два шага делает, а полудница только один и чуть ли не на пятки ему наступает. Красиво идет, легко, вроде, даже, пританцовывает. Братья залюбовались полудницей: платье голубое, губы красные, волосы на солнце - как золото,
– Эх, сколько вас собралось!
– удивился Каливар.
– Неужто всех лечить, - пошутил он.
– Всех сразу не могу. По одному, только по одному.
Он подошел к Ставру, заглянул ему в глаза, несильно ткнул кулаком в грудь.
– Больно?
– Нет, не больно.
– А если так?
– хлопнул он лешего ребром ладони по правому боку.
– И здесь не больно.
– Вот и хорошо, что не больно. А глаза твои мне все равно не нравятся, тяжелые у тебя глаза, сумрачные. Ну-ка, - протянул он руку в сторону Хольки.
Та мигом открыла баул и подала его баннику. Каливар вынул пучок сухих красноватых листьев с фиолетовыми прожилками. Обломил кончик одного из них, растер пальцами, понюхал и остался доволен.
– Вот тебе надежное лекарство. Они сейчас как раз в самой силе. Утром натощак и вечером перед сном по одному листу хорошо разжевывай и проглатывай кашицу. Листья горькие, но ничего, не маленький, потерпишь. Хорошее лекарство и должно быть горьким. Водой ключевой запивай. А вообще - оклемался ты. Очень сильный был ступор, но оклемался. Жить пока будешь, - обнадежил он лешего.
– Но в баньку непременно приходи. Одному моему пациенту тоже все было некогда. Дела, дела, а однажды - раз и копыта отбросил. Так всех своих дел и не переделал. День-два подождать можно, потом непременно приходи.
Вел себя банник спокойно и уверенно, как будто и не чувствовал за собой никакой вины. Не знал Каливар, что в землянке Ставра сыщики нашли коричневую нитку от его куртки, не догадывался, что Аук передал весь его тайный разговор с Никодимом, слово в слово. Холька - тем более, вела себя как обычно. Зубы скалит, глазки щурит, улыбается. У полудницы одно на уме - покрасоваться.
– Кого еще лечить надо?
– спросил банник.
– Не к Ставру же вы меня опять звали?
– Это ты правильно понял, не к Ставру, - ответил ему Еропка.
– Есть у нас к тебе, Каливар, один интригующий вопрос...
– сказал и замолчал, уставился хитро прищуренными глазами на банника.
Остальные тоже молчали. И тоже смотрели. От этого общего молчания и от этих пристальных взглядов Каливар почувствовал себя неуютно. Но банник не Хрол, этот не растерялся.
– Так я и знал, - покачал он головой.
– Шагнуть нельзя, чтобы все не узнали.
– Он посмотрел на дуб, где с независимым видом восседала Фроська.
– Конечно, сорока настучала. Вот кто повсюду свой длинный клюв сует. До чего вредная птица. Каждому корявому дуплу затычка. Везде поспевает, где нужно и где не нужно. Она и там была.
Теперь все посмотрели на Фроську, которая, оказывается, была в курсе дел банника, но промолчала. А скорей всего, слов нужных не знала. Фроська не из тех, кто промолчит. Сорока же явно обиделась на "затычку" и на "вредную птицу". Уставилась на Каливара, хвост задрала, крылья растопырила и стрекотнула ему что-то оскорбительное.
– Она еще и обижается, трепло летучее. Прилетишь ко мне за червячком, я тебе припомню, - пригрозил Каливар.
Фроська уже и сама сообразила, что будет, когда полетит к баннику за червячком: голову отвернула и глаза прикрыла, - сделала вид, что ничего не видит, ничего не слышит.
– Сорока здесь не при чем, - защитил птицу Ставр, - Аук рассказал.
– И этот вислоухий лентяй хорош, каждое слово ловит, хоть запор на рот вешай, - нелестно отозвался об Ауке банник.
– Я к вам в Лес пришел, потому что у вас, можно сказать, полная свобода, не то, что в деревне. А здесь, оказывается нельзя шага лишнего
– Во! Слышали? Не нравится ему наша общая свобода! А все на меня катят...
– возмутился Хрол.
– Я леший открытый, мне скрывать нечего... Не то, что некоторым... А как что - Хрол крайний, Хрол виноват, Хролу надо морду начистить! Вот с кого спрашивать надо!
– ткнул он корявым пальцем в сторону банника.
– Ты не лезь, пьянчужка. Помолчал бы лучше, - осадил его Гонта.
– И с него спросим, и с тебя.
Хрол с опаской глянул на сердитого лешего и увял.
– Надо делать разумний шаг, und сказать хороший, умний слово, - посоветовал баннику Клямке.
– И пусть весь Лес знать. Лес все понимать, он бить отшень довольный от хороший дела, и хороший слова. Правильно я говорить?
– Правильно, - поддержал его Колотей.
– Давай, Каливар, выкладывай. И про себя и про Никодима. Нам Аук все ваши разговоры передал... Выкладывай все как есть. А мы послушаем и решим что делать. Мы для того и собрались, чтобы тебя послушать.
– Я как знал, что лучше за это дело не браться...
– нисколько не смутился припертый к стене банник.
– Только не думал, что вы все так всполошитесь. Из-за такой пустяковой ерунды все лешие собрались.
"Ничего себе - пустяковая ерунда, - рассердился Бурята.
– И как держится, как держится... Надеется вывернуться. Интересно, на что он рассчитывает? Только напрасно надеется, ничего у него не выйдет. Он зерна брал. Даже ежу ясно, что он. На этот раз мы все правильно вычислили. Брючки у него коричневые, а куртку куда-то спрятал. От нее нитку мы и нашли. И скрепку у него в кармане халата Еропка отыскал. Вот пусть и объяснит, откуда она взялась. Как это мы сразу на банника не вышли? Ставр всех здесь знает. Он правильно говорил: "Свой не возьмет, а чужих у нас в Лесу нет". Каливар и не свой в Лесу и не чужой. Этого мы как раз и не сообразили. И Никодим с ним. Интересно, кто же у них третьим был? Так Холька и была! Полудница во всем Каливара слушается. Она как раз и подглядывала за землянкой, за Ставром... Он же говорил, что утром встретил ее, а мы внимания не обратили. Если бы сразу все сообразили, и Хрола не надо было бы трясти, позориться с этим алкашом. Не случайно встретил полудницу Ставр. Следила она за ним. А чей это черный волос? Значит, и четвертый был. Немалую банду они сколотили. Будет лешим, чем заняться, когда мы их всех раскроем.
– Он, - шепнул брату Гудим.
– Но виляет. Сейчас станет тень на плетень наводить.
– Он и Холька, - так же шепотом ответил Бурята.
– Пусть Ставр и Колотей их потрясут, как следует, а мы потом обвинение предъявим. Нитку не потерял?
– Да ты что!?
– Чего замолчал, неужто совесть мучить стала?!
– прервал размышления банника Гонта.
– Нет у тебя совести! Выкладывай все, как есть, а мы подумаем, что с тобой делать. И не вздумай убежать. Знаем мы таких ловких, да шустрых. Догоним и ноги поотрываем, чтобы больше не бегал.
– Никуда я не побегу, - отмахнулся от него банник.
– Да от вас и не убежишь, - усмехнулся он.
– Сейчас все и расскажу.
– И не ври, выкладывай всю правду, - предупредил его Колотей. Посох в его руках качнулся и нацелился на Каливара.
– Значит дело такое, - не раздумывая начал банник, - что в школе, где Никодим хозяйствует, есть учитель географии, Валерий Иванович. Его Никодим очень сильно уважает. Так у этого учителя как раз юбилей подошел. Пятьдесят лет ему исполняется. Никодим и решил ему подарок сделать. Подарок придумал редкостный. Коллекцию перьев: "Птицы родного края". И начал собирать перья. Каждое утро на рассвете отправлялся в Лес, искал и подбирал все, что птицы потеряли. Он ростом хоть и маленький, но очень упорный. У них, у домовых, вся порода такая настырная. Наверно полгода Никодим эту коллекцию собирал. Весь Лес излазил, возле каждого гнезда обшарил. У него теперь больше трехсот разных перьев. "Ни у кого, - говорит он, - такой коллекции нет, а у нашего Валерия Ивановича будет..." - И довольный такой... А для того, чтобы коллекция полной была, не хватало ему всего одного пера - из хвоста серого гуся. Никак Никодим не мог такое перо найти.