Капризы женской любви

– Я сбежала. А ты?

– Тоже, – со сна призналась я незнакомке.

– Ну так можно, я съем?

– Ешь-ешь. Только дай глотнуть кофе. Катерина раскрыла мой пластиковый кювет, в нем было всего понемножку: листик салата, кусок красной рыбки, тертая морковь, сыр и ломтик апельсина. Отдельно на подносе лежала булочка.

– Булку будешь?

Я отрицательно помотала головой. Катя уплетала еду со скоростью паровоза.

– Представляешь, три дня не ела и денег не копья.

– Ты от кого сбежала?

– От мужа, – промычала она с набитым ртом. – Еще чуток – и пришлось бы от американской полиции сбежать.

Я окончательно проснулась.

– А что ты натворила?

– Замуж за американца по Интернету вышла.

– Это как?

– Он свою фотографию в Интернете поместил. «Я, Боб, ищу русскую жену. Буду любить» и так далее. Мы с девчонками посмотрели – улет! Красавец, в шляпе с уздечкой под подбородком, совсем не старый. Лет сорок на вид. Я сама-то детдомовская, но москвичка. Дальше окружной никуда. А тут Америка светит. С девчонками покумекали, они говорят: «Давай, если понравится, мы тоже». Он за мной прилетел, познакомились. Действительно симпатичный, только лысоватый, макушку свою шляпой на фотографии прикрыл. В сапогах с длинными загнутыми носами. Девчонки одобрили: прикольный, как в кино «Крокодил Данди». Фильм такой не смотрела? – Я покачала головой. – Я ему понравилась тоже. «Беби, ты моя лаф», – сказал он и сердце на салфетке в ресторане нарисовал. Представляешь, он меня в Москве в пивной ресторан пригласил. И девчонок моих тоже. «Это у нас с тобой, беби, как обручение» Мы так удивились – он совсем не пьющий. От кружки пива так развезло. Говорит, русское пиво как виски.

Я решила, хорошо, что не пьет, я через пьянство в детский дом угодила. Отец маму ударил, она упала и головой о швейную машинку. Неделю в больнице пролежала и умерла. Отца в тюрягу, а меня в детский дом. – Все это Катя рассказывала буднично, как сами собой разумеющиеся жизненные события. – Так вот, потом Боб все через агентство мне оформил – паспорт заграничный, приглашение, и мы тю-тю. Я когда в воздух на самолете поднялась, всю Москву обозрела. Первый раз летела. Огромная она у нас, я даже не представляла: дома высоченные, районы с новостройками, ни клочка свободной земли. А куда он меня привез, там такой простор. Только один его дом стоит в степи. Но дом большой. И лошадей у него целая куча.

«Это все твои лошади, – сказал мне Боб. – Будешь за ними ухаживать». А я, честно тебе признаюсь, лошадей живьем первый раз в жизни увидела. Ну где, скажи, в Москве можно посмотреть на лошадей?

– На ипподроме.

– А это что такое?

– Где скачки проходят.

– Нас, детдомовских, туда не водили. Раз в зоопарк экскурсию устроили. Когда его после ремонта открыли. Там я пони всяких видела. В общем, лошади, конечно, очень красивые животные, но капризные до ужаса. А жрут! Ты себе не представляешь. Я только успевала им корм подсыпать. У нас режим с Бобом хуже, чем у папки в тюрьме. – Заметив мое удивленное лицо, пояснила: – Знаю, потому что раз к нему на свидание ездила. Он ведь у меня один на целом свете. – В этот момент я подумала о разговоре с Сандрой, о привязанности детей к родителям. – Так вот у нас с Бобом подъем в четыре и целый день вкалывать. Я до койки еле ноги доволакивала.

– А там, кроме вас, кто-нибудь еще жил?

– В том-то и дело, что никого. На расстоянии ста миль ни души. Рядом только бензоколонка.

– И сколько ты так прожила?

– Целых три года. Сначала думала, что мужик он здоровый, хоть сексом меня развлечет. Но он сразу сказал: «Знаешь, беби, у меня проблема» – и показал мне на свой инструмент. «Не слушается меня. Вот ты девчонка – класс, таких в Америке не найдешь, а ему дела нет».

«Боб, миленький, ты к доктору сходи». – Я его просто умоляла. Я ведь молодая, мне любовь не только на словах требуется. Знаешь, в детдоме все девчонки этим рано начинают заниматься – кто с ребятами-сверстниками, кто со взрослыми. За нами особо никто не следил. Я в четырнадцать стала женщиной. Поэтому в этом толк знаю. Мне сейчас уже двадцать два стукнуло.

– Значит, ты в девятнадцать за него вышла?

– Получается, что так. Он объяснил, что доктор ему и посоветовал русскую найти. Доктор слышал, что наши девчонки за границу выезжают и продают себя в бордели. Значит, умеют этим делом заниматься.

– Доктор решил, что русская его непослушный инструмент расшевелит?

– Как я только не пробовала его расшевеливать. Поняла: с ним что-то не то, он больной. И вот представляешь, живу в степи, там прерии называются, без людей, только кони и работа. Зачем мне такая Америка?

– А денег он тебе давал?

– Он мне карточку свою давал, когда я в маленький городок за продуктами ездила. Ею только в магазинах расплатиться, наличные снять невозможно. В доме ни бакса не найдешь. Да они там и не нужны.

– А развестись ты не пробовала?

– Он сказал, что по их законам я ничего не могу, если муж возражает.

– А он возражал?

– Да. Плохо ли? Я, как рабыня Изаура, целыми днями за конями хожу.

– А в полицию ты не пробовала обращаться?

– Где ее взять? Раз шериф к нам на ранчо приезжал, на тачке такой шерифской, посмотрел на меня, спрашивает: «Все о’кей?» Что я должна ему сказать: «Плохо мне, муж не трахает». Да? Потом он уедет, а Боб меня прибьет.

– А что, он тебя бил?

– Нет, не то чтобы бил. Однажды его любимый конь заболел, я ему не ту еду подала, он меня так пнул, что я чуть ребро не сломала. Злой очень был. Я понимаю, не обижаюсь – расстраивался. Нам в детском доме еще не так доставалось. Я коня, как могла, лечила. Я ведь медучилище закончила и уже с детишками новорожденными работала. – Катя мечтательно закатила свои глаза-пуговки. – По вечерам на дискотеку ходили, с ребятами разными знакомились. В Москве жизнь! Я ведь москвичка коренная, и мама, и отец в Москве родились.

– Ну и что тебе не нравилось, почему в Америку захотелось?

– Денег совсем не платили. Я с девчонкой вместе в общаге жила, есть не на что было. Мы только картошку да сахар с чаем покупали. За общагу заплати, поесть надо, а шмотки на что купить? В Америке шмотки дешевые. Только мне там, на ранчо, они не пригождались. Целый день в джинсах да в сапогах. – И сейчас на Кате были надеты плотные джинсы с такой же безрукавкой и кожаные техасские сапоги. Она заметила, что я оглядываю ее. – Вот в чем была, так и сбежала. Здесь, в самолете, холодно, я пледами укрылась. Меня в Москве девчонки приедут встречать. Русских денег тоже ни копья. Я ведь не думала, что назад вот так возвращаться буду.

– Как же тебе все-таки удалось сбежать?

– О-о, это не простая история. Я целый год готовилась. Боялась в тюрягу американскую загреметь. У них там, говорят, негры-бабы – во, – Катя изобразила толстые бедра негритянок, – всех белых девок насилуют.

– Да за что тебя в тюрьму-то?

– Если бы захотел, придумал бы за что. Украла, например, что-нибудь или ущерб его коню нанесла.

– За коня только штраф могли бы тебе назначить.

– А деньги где на штраф взять? Вот тебе и тюряга. Значит, я к парню, что работал на бензоколонке, подлизалась, негритенок такой симпатичный и смышленый. «Привет, мол, привет! Тут у тебя все так круто, потусуемся?» Он головой мотает: «Нет, мне нельзя, я наемный, хозяин узнает, что жену у фермера отбиваю, выгонит, а здесь работу не найти». Я к нему за бензином часто ездила, у нас генератор собственный на ранчо. В общем, не зря же я в детдоме воспитывалась, уломала негритенка, сама понимаешь как. Знаешь, для чего он мне нужен был? У него компьютер, хоть и старенький, но зато Интернет имелся. Я девчонкам своим послала весточку: так, мол, и так, деньги позарез нужны, чтобы обратный билет купить. Они мне в ответ: «Насобираем и вышлем».

– Тоже через Интернет?

– Они мне просто билет через Интернет купили.

– А английский у тебя откуда?

– Я способная, в школе и училище он у меня отлично шел. А потом Боб меня учил. И телевизор у него классный был. Там фильмы показывали. За три года пень научится.

– Однако он не таким плохим оказался твой Боб?

– Я не говорю, что он плохой, может, какая баба постарше, деревенская с ним бы счастливо жила. Там тихо, спокойно, он не пьет. Она бы коней его кормила. Только не я!