Кара во тьме

– Из Нижнего приходили, – сказал он. – Пацан все помереть не может. Что я сделаю?

Дрожь в его пальцах усилилась. Видимо, старик не мог отпустить свои травы. И пить ему тоже следовало бросать. В голосе Ягара звучала боль – как всегда, когда дело касалось Карпуши из соседнего поселения, которое на карте называлось Тоголом, но которое морты почему-то звали Нижним. Кара не сомневалась, что дед видел много смертей и страшных болезней, но неизлечимая хворь мальчишки задевала его самолюбие.

– Жреца из города они вызвать решили, – недовольно протянул дед. – Просили травок, чтобы успокоить парня к приходу светила, мол, тот громких криков не выносит. Но я в Тогол не пойду.

Понятное дело, что Ягару в Нижний лучше было не соваться. Дед не только травками промышлял, но и головы всем местным девкам дурил любовными заговорами и приворотами, за что староста Тогола поклялся оскопить старца лично, если тот еще раз в его деревню сунется. С тех пор женщины со всей округи ходили к ним в дом сами, а так как случалось это в любое время дня и ночи, то Кара бывало не высыпалась. Дед принимал посетительниц в той же комнате, за шторкой, гадая на картах, впаривая втридорога чудо-порошки и сочиняя нелепые ритуалы, причем каждый раз придумывал что-то новенькое. И ведь слушались же – катались голышом в огороде возлюбленного, пекли пироги с волосами и лягушками, мазались испражнениями, поливая ими же ворота несчастной жертвы. Фантазия у деда была богатая.

В семье Карпуши росло шестнадцать детей, причем половина из них страдала непонятными хворями. «Свежей крови нет, – задумчиво объяснил дед, когда Кара спросила, почему в соседних деревнях так часто болеют дети. – Они же рядом с нами, мортами, живут, вот к ним никто переселяться и не хочет, нас боятся. А те друг от друга рожают». Про Овражий Гар Кара спрашивать не стала – и так было понятно, что у них с этим дела еще хуже обстояли. Правда, таких болезней, как у Карпуши, Кара ни у кого не замечала, да и сильно больных тоже.

– Я отнесу, – решительно сказала она и сжала зубы от нахлынувшей злобы. Мать Карпуши родила двадцать сыновей и двое девочек, но снова ходила беременной. Шесть из них уже умерли, дочери первые. Карпу предстояло скоро присоединиться к сестрам. Впрочем, семья еще изображала о нем заботу. Почему решили вызывать жреца, а не доктора, оставалось для Кары загадкой. Видимо, и Ягар думать об этом не хотел.

– Рольд все забрал, – вздохнул дед. – Запасов у меня немного осталось, зима долгая. Отнеси ему водяной орех, скажи, что это закаменевший коготь дракона, придающий силы и побеждающий боль.

– Чилим? – удивленно переспросила Кара, не слыхавшая о подобных свойствах этого растения.

Дед покряхтел и вытащил из ящика стола круглый орех с наростами.

– Да, обычный рогульник, – подтвердил Ягар. – А что ты хочешь? У Карпуши опухоль в мозгу, его уже никакая ромашка не успокоит. Разве он сам себе поможет.

– Как?

– Если поверит, что чилим – коготь дракона, побеждающий боль.

Кара недовольно хмыкнула, но с дедом спорить не стала. Старик людей из нижних деревень не любил, но они любви от него и не требовали. В отличие от других знахарей Ягар денег за лечение ни с кого не брал, разве что за любовные привороты, а так как соседние деревни давно не процветали, к деду ходили часто. Одному его лечение помогало, другому нет, да люди не жаловались – знали, куда идут.

Дождавшись, когда дед ушел во двор ковырять остатки корешков на грядке, Кара залезла в его шкаф со склянками и, отыскав маковую настойку, сложила бутылку в сумку. То было преступлением, потому что дед тайком попивал дурман сам, но Кара рассудила, что мальчику он нужнее. Чилим тоже захватила – а вдруг поможет?

В Тогол вела хорошая широкая дорога, но Кара пошла околицей, решив, что ни с кем сегодня встречаться не хочет – ей еще предстояло за прогул оправдываться. По пути не сдержалась и залезла к Рольду во двор. Виноватым был дед, выпивший чужое кукурузное масло, но никто не просил соседа уничтожать его травы полностью.

Понимая, что в ее дурном настроении виноваты рыцари Санкофа, и что гнев мешает ей думать, Кара тайком забралась на крыльцо и, присев, помочилась на красивый дорогой коврик у двери. Пакостить, конечно, было делом последним, но Рольда она давно не переваривала, хотя бы за то, что однажды тот вломился в их баню и пытался ее облапать. А так как Марта, убиравшая у соседа, уехала к сестре на неделю в нижнюю деревню, стирать коврик Рольду придется самому.

По дороге она еще не раз вспоминала рыцарей Санкофа, радуясь, что на днях починила юбку и теперь хоть было во что переодеться. Ноги непривычно путались в подоле, но Кара спешила и на неудобства внимания уже не обращала. Солнце подползало к шпилю деревенской церкви, а значит, скоро начнет путь домой – в темноту, и девушка заторопилась. Ягар запрещал ей выходить из дома после заката. Кара, не умеющая соблюдать правила, запрет часто нарушала, но сегодня расстраивать деда по пустякам не хотелось.

Обычно она добиралась до Тогола за час, но наступать на ногу было больно, Кара хромала и шла медленно. А на границе Овражьего Гара и вовсе пришлось остановиться и залечь в полынь, потому что из старого старая на перекрестке послышались голоса. Сюда редко кто ходил, место пользовалось дурной славой из-за того, что год назад в амбаре нашли тело подростка из нижних деревень, который якобы сам повесился. Дело было как раз после зимнего санкристия, и рыцари Санкофа в поселок возвращаться не стали, разрешив совету старейшин во всем разобраться самостоятельно. Старейшины думали не долго, им всем было ясно, что подросток покончил жизнь самоубийством, а что до странностей – например, странные знаки, вырезанные на теле мальчика, то их объяснили больным рассудком умершего. Мол, сам себя порезал и повесился. С тех пор дорогу забросили, что Кару устраивало. В резервации все таились и скрывались, и девушка исключением не была. Покидать Овражий Гар без разрешения совета запрещалось, а так как Кара бегала в Тогол едва ли не каждый день, то иметь потайные пути было важно.

Мужской голос что-то недовольно пробасил, хлопнула дверь, и в кустах в паре метров от Кары зашуршали старой травой – человек выбирался на дорогу. Осторожно высунув голову, девушка с удивлением узнала Войта, весьма почетного жителя деревни, входящего в совет старейшин. Мужчина разменял шестой десяток, но молодился. Огромный, как бык, с вечно лохматой шевелюрой без намека на седой волос, он составлял разительный контраст с ее Ягаром, у которого выпадали последние волосы – давно седые. Кара Войта побаивалась – помнила, как он влепил ей пощечину, когда она маленькая, перебегая дорогу, врезалась в него и запуталась в плаще старейшины, отчего смеялась вся улица.

Досчитав до ста и понимая, что ждать дольше – рисковать вернуться после заката, Кара уже собиралась продолжить путь, когда из сарая послышался плач. Девичий, едва слышный. Хуже всего было то, что она его узнала. Закатив глаза, девушка вздохнула и направилась к покосившейся двери. В другой раз прошла бы мимо, но Стафия ДеБурк, ее, пожалуй, единственная подруга в деревне, всегда ныла по поводу и без, и этот плач Кара знала хорошо.

А вот увиденное ее поразило – на этот раз Стафия точно не нуждалась в свидетелях. Девушка была старшей дочерью клана ДеБурков, потомственных мортов. У них с Карой имелось огромное количество разногласий и отличий, и все же они дружили. Красивая Стафия воплощала образ той, кем никогда не смогла бы стать Кара – будущей идеальной женщиной. В свои девятнадцать она еще сохраняла девичьи формы, но ее фигура обещала стать самой роскошной в Овражьем Гаре. И сейчас Кара могла в этом убедиться, потому что на нее смотрел голый зад Стафии. Такой задницей Кара, конечно, похвастаться вряд ли сможет. Все у Стафии было великолепно – длинные шелковые волосы цвета топленого молока, огромные голубые глаза, белая кожа и ноги от ушей, как обычно говорил Ягар.

В данный момент прекрасное тело Стафии оказалось явно в беде, и к лицу Кары от злости прильнула кровь, когда она догадалась, чем занимался в сарае старый развратник Войт. Подобрав юбку, валявшуюся у порога, Кара покряхтела, привлекая внимание, но Стафия, мельком взглянув на нее, продолжила рыдать. Набросив на подругу юбку, Кара поняла, что сегодня она опоздает повсюду – не бросать же человека в таком состоянии.

– Хочешь я у деда травок попрошу? – предложила она, осторожно поглаживая Стафию по голове. – У этой твари на тебя больше никогда не встанет. И вообще не встанет.