Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
В письме от 2 августа Вейдемейеру, через день после рождения Фредди, Маркс жалуется на обстоятельства, перекладывая всю вину за случившееся на других.
«Как вы можете видеть, положение мое ужасающе. Жена моя может просто не выдержать, если все будет идти без изменений. Постоянные тревоги, бесконечная и ежедневная борьба за существование истощили ее; в довершение всего мои противники высказывают гнусности обо мне; никогда еще их нападки не были так яростны — стремясь отомстить за собственное бессилие, они позволяют себе бросать подозрения частного характера и распространять обо мне немыслимо гадкие слухи… Разумеется, я мог бы обратить все это в шутку и не позволил бы ни на миг прервать мою работу, но, как вы видите, жена моя совсем плоха и измучена домашними неурядицами… и все это ежедневное злобное пыхтение демократической клоаки не добавляет ей бодрости. Бестактность некоторых людей поистине колоссальна» {70}.
Печальная глава жизни, посвященная беременности Ленхен,
В середине августа была опубликована новая клевета. Лондонский немецкий еженедельник предположил, что Маркс пишет для реакционных газет в Пруссии и является шпионом своего зятя Фердинанда {73}. Маркс направил в газету опровержение, говоря, что эти обвинения абсурдны и что только профессиональные связи Фердинанда фон Вестфален привели к аресту издателя Маркса и запрещению продаж «Ревю». Однако эти усилия ни к чему не привели. Журналист, на имя которого Маркс направил письмо с опровержением, был австрийским шпионом, поэтому единственными читателями Маркса остались полицейские. Опровержение Маркса осталось ненапечатанным {74}.
Кипя от ярости, Маркс в сопровождении Фрейлиграта отправился в редакцию еженедельника, чтобы вызвать обидчика на дуэль. Вероятнее всего, тот отказался удовлетворить требования этого бешеного иностранца, потому что никаких сведений о дуэли больше не найдено {75}.
В тот самый момент, когда уже казалось, что жизнь Марксов разбита навсегда, с неожиданной стороны пришло спасение. Маркс получил письмо из Нью-Йорка, от газеты «Нью-Йорк Дейли Трибьюн» с предложением поработать одним из 18 зарубежных корреспондентов газеты, освещая все европейские дела. Маркс встречался с редактором «Трибьюн» Чарльзом Дана в 1849 году в редакции «Neue Rheinische Zeitung», когда американец жил в Европе, освещая революционные события, и был свидетелем начала контрреволюции. Возможно, Дана вспомнил о Марксе после письма, которое тот послал в газеты США, спрашивая, не нужен ли им журналист, живущий в Лондоне. «Трибьюн» была крупнейшей газетой в мире с тиражом около 200 тысяч экземпляров {76}, и хотя Маркс презирал ее за легковесность, ему нужна была работа {77}. Но была одна проблема: Маркс не мог говорить и писать по-английски (хотя и усиленно учился, заучивая наизусть Шекспира) {78}. Он снова обратился к Энгельсу, объяснив, что очень занят своей книгой о политэкономии, и потому не мог бы Энгельс «написать к утру пятницы [через 7 дней] статью о положении дел в Германии» {79}. Маркс просил друга не стесняться «быть остроумным и раскованным» от его имени {80}. Сам он в данный момент был решительно на это не способен.
22. Лондон, 1852
Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается, при обстоятельствах, которые не сами они выбрали, а которые непосредственно имеются налицо, даны им и перешли от прошлого.
Энгельс был весьма прилежен, работая на «Трибьюн», однако плата в один фунт за статью была явно недостаточной для того, чтобы семья Маркса была сыта и одета, даже несмотря на постоянные субсидии от компании «Эрмен&Энгельс». Маркс отчаянно пытался найти кого-нибудь, кто захотел бы опубликовать его статьи прошлых лет из «Ревю», — одним словом, делал все, чтобы получить деньги побыстрее и без дополнительных усилий. Йозеф Вейдемейер обосновался в Нью-Йорке и искал работу журналиста, однако Маркс предложил ему «после серьезного обсуждения с Люпусом» стать издателем и публиковать политические труды {2}. Один только его список мог обеспечить будущее издательства на год вперед, если не больше. Энгельс утверждал, что лучшим выходом для Маркса сейчас является работа над книгой по истории экономики, первый том которой должен быть издан и продан в Германии.
45
Цитата из работы «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», русский перевод дан по: К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения. Т. 8.
«Главное — ты должен публично представить свою книгу, желательно — начав с самой безобидной истории… Это абсолютно необходимо, чтобы разрушить злые чары, из-за которых твои книги отсутствуют на немецком книжном рынке, а позднее — заинтересовать книготорговцев.
Как только одна-две поучительные, интересные вещицы твоего авторства появятся в продаже, все изменится, и ты сможешь презрительно щелкать пальцами на тех книготорговцев, кто предлагает слишком маленькую цену». Затем он добавляет редким для него тоном: «Пора тебе хоть немного побыть деловым человеком!» {3}Однако Маркс был одинок и обессилен. Он не мог писать то, что хотел, потому что ему нужны были деньги; его коллеги и друзья гнили в тюрьме Кельна без суда и следствия; деятельность его организации была запрещена и остановлена; он стал объектом насмешек для критиков не только в Лондоне и Германии, но и среди оппозиции в Америке. Распространился очередной слух: «партия Маркса раздает призы своим бывшим соратникам, чтобы они не могли стать героями морально» {4}. Что особенно раздражало в этой клевете, так это то, что распространилась она как раз в то время, когда многие беженцы и изгнанники 1848 года, которых Маркс считал шарлатанами, были уже неплохо вознаграждены за свой героизм. Они все заработали немало денег, продавая должности в своих будущих правительствах и вымогая кредиты для будущих революций; выступали с пламенными речами, после которых количество их почитателей увеличивалось. Тур с лекциями по Америке мог стоить 20 тысяч долларов {5}.
Йозеф Кошут, герой Венгрии, выступивший против Габсбургов и едва не победивший в той борьбе, приехал в Лондон в октябре и был принят так, словно он — один из королевских военачальников, возвращающийся после битвы. На закрытии Всемирной выставки его принял лорд-мэр Лондона — в этот день выставку посетили 6 миллионов человек. Толпы выстраивались вдоль улиц, чтобы взглянуть на него, и ожидания не были обмануты. Кошут, в национальном венгерском костюме, с саблей на боку, стоял в открытом экипаже, с удовольствием принимая восторги и благодарности толпы {6}. Несмотря на то что говорили недоброжелатели, Маркс никогда не проявлял интереса к такого рода поклонению. Он презирал подобные «ярмарки тщеславия». Однако разница между отношением к нему и к Кошуту была очевидна. Он писал Энгельсу: «Мистер Кошут, словно апостол Павел, является для людей примером. В Марселе он кричал: «Да здравствует Республика!» — в Саутгемптоне: «Боже, спаси королеву!» Маркс наблюдал за попытками Кошута собрать средства и злорадствовал, что дело идет не так успешно, как ожидалось {7}. Однако все это было всего лишь развлечением для Маркса. Все это совершенно не касалось его семьи, хотя Кошут уехал из Лондона с набитыми деньгами карманами. Семья Маркса не имела ничего.
2 декабря 1851 года произошло событие, которое отвлекло внимание всей семьи — от самого Маркса до юного Эдгара — от казавшихся неразрешимыми личных и финансовых проблем. Луи Наполеон совершил государственный переворот и официально завершил тем самым эпоху революций 1848 года. Опираясь на армию, этот самозванец фактически уничтожил Конституцию Второй республики, распустил Национальное собрание и провозгласил себя пожизненным президентом.
Переворот он приурочил к годовщине коронации своего дяди в 1804 году, после чего последовал долгий диспут с Национальным собранием по поводу истекшего в 1852 году депутатского срока Луи Бонапарта {8}. Виктор Гюго писал: «За одну ночь Свобода была низвергнута рукой того, кому был дарован меч для ее защиты; неприкосновенность Закона, права гражданина, достоинство судьи, честь солдата — все это исчезло перед натиском деспотизма, основанного на оружии, лжесвидетельстве и убийствах» {9}.
Республиканцы, социалисты и демократы вышли протестовать на улицы не только в Париже, но и на юге, и в Центральной Франции. Однако их ряды были безжалостно смяты солдатами; армия по численности значительно превосходила восставшх. Только за два дня боев, 3 и 4 декабря, было убито около 500 человек, а 26 тысяч человек арестовано {10}. Карл Шурц, который вел хронику восстания в Берлине в 1848 году, во время переворота Луи Наполеона был в Лондоне. По его словам, новость вызвала бурю негодования среди беженцев. Все собирались во французских клубах, где настроения «были близки к безумию» {11}. Но независимо от страстей, кипевших в Лондоне, революция на континенте была закончена.
Маркс говорил, что переворот окончательно разрушил надежды изгнанников на триумфальное возвращение на родину, к новым битвам {12}. Один несомненный плюс имелся и у этого события: противники Маркса были настолько деморализованы, что им стало не до демонизации Маркса. В какой-то степени он даже чувствовал удовлетворение, поскольку сбылось его предсказание о том, что вооруженное восстание окажется бесполезным.
Вейдемейер планировал начать выпуск газеты немецких коммунистов «Революция» в январе в Нью-Йорке, и Маркс приступил к работе над статьей для первого номера {13}. К тому времени, когда он сел писать ее, стало ясно, что французы в восторге от смелого жеста Луи Наполеона, он их восхитил. Плебисцит в поддержку его правительств составил 92 % от всех голосовавших {14}. Поддержку выразили и «денежные мешки» Франции, воспринимавшие успех Луи Наполеона как свой собственный; их ликующее состояние описал Маркс: «Преступления — его, но плоды — наши общие — такова их жизнерадостная оценка» {15}.