Карл VII. Жизнь и политика
Шрифт:
Дневник Антуана де Ла Таверна, в котором основное внимание уделяется религиозным службам, проповедям и пирам а не содержанию переговоров, заканчивается списком лиц присутствовавших на конгрессе: три герцога (но ни одного короля), четырнадцать графов, три кардинала, три архиепископа, десять епископов и восемнадцать аббатов. Что касается великих сеньоров, рыцарей, оруженосцев и делегатов добрых городов, то их число должно быть составляло 800 или 900 человек [330] .
330
La Taverne 1936, 93–99.
Проведенный в роскошной обстановке и дорого обошедшийся для участников, международный конгресс в Аррасе (первый в своем роде в истории Европы) прошел бы в атмосфере не только праздничной, но и чудесно дружелюбной, если бы, по словам Антуана де Ла Таверна, не кипящая ненависть между французами и англичанами, и французами и бургундцами.
Церковники поспешили освободить герцога Бургундского от клятвы соблюдать мир в Труа. Среди различных выдвинутых аргументов в оправдание сепаратного мира следует отметить следующие: англичане, благодаря своим победам на поле боя, имели возможность навязать мир в этом королевстве в течение
Понятно, что соглашение между Францией и Англией, а точнее, между Валуа и Ланкастерами, не могло быть достигнуто в принципе, поскольку Карл VII не хотел поступиться ничем из своего суверенитета. Что было бы если бы он предложил безоговорочную уступку Гиени и половины Нормандии, или, как советовал ему Жан Жувенель дез Юрсен, денежную компенсацию (хотя вряд ли он имел возможность собрать такую огромную сумму со своих сильно поредевших и обнищавших подданных)?
Герцог Бургундский, напротив, получил от короля практически однозначное признание вины в убийстве Иоанна Бесстрашного, ему были пожалованы обширные территории, особенно в Пикардии, он получил право не нести никакой военной службы или финансовой помощи и не приносить никакого пожизненного оммажа, тому кто, даже без этого, все же стал его сюзереном. Но главное заключалось в том, что он отказался от договора в Труа и его последствий, а англичане, к своей великой ярости, больше не могли рассчитывать на пикардийских лучников или бургундских рыцарей и были вынуждены довольствоваться собственным силам, в то время когда верные им французы из Иль-де-Франса и Нормандии становились все менее многочисленны и мотивированы продолжать войну.
Мог ли Филипп Добрый, получить еще больше, например, признание его полного суверенитета над Артуа и Фландрией или предложение графства Шампань, поскольку Генрих VI уже уступил его ранее? Это весьма сомнительно. Его великая победа заключалась в следующем: король пожаловал ему и его наследникам все, что принадлежало короне Франции по обоим берегам реки Сомма, а именно Сен-Кантен, Корби, Амьен, Абвиль и графство Понтье. Однако все эти земли были переданы герцогу с условием, что король имеет право выкупить их обратно за 400.000 экю, или почти 1.400 кг чистого золота [331] . Правда, Карл VII фактически не владел всеми этими территориями, поскольку они находились в руках либо англичан (Понтье), либо бургундцев (Сен-Кантен, Корби и Амьен).
331
Cosneau 1889, 138–141.
Последствия и реакция
С точки зрения увеличения престижа Филиппа Доброго, заключение сепаратного мира представляло собой огромный успех. Его праздновали во всех его владениях, так, в Сент-Омере была разыграна "мистерия мира, заключенного в Аррасе между королем Франции и монсеньором герцогом Бургундским". "В его руках, — писал Оливье де Ла Марш, — находилось процветание или крах англичан, и он выбрал их крах". По словам того же автора, среди всех причин, побудивших его так поступить, была и та, что он помнил о своем происхождении. "Он всегда всеми силами стремился к поддержанию, сохранению и защите королевского величия Франции, и жил и умер благородным и добрым французом" [332] .
332
La Marche 1883–1888, I, 240.
Жан де Ваврен пишет в том же духе: "Добрый герцог Филипп Бургундский, сожалея о упадке столь благородного королевства и для того, чтобы корона Франции вернулась на свое законное место, по просьбе, настоянию и мольбе упомянутого короля Карла, согласился на заключение мира" [333] .
Аррасский мир был ратифицирован Карлом VII в Туре 10 декабря 1435 года. В данном случае он не последовал мнению Рауля Ле Бувье, каноника из Анжера, который был одним из французских переговорщиков, о том, что договор был "для короля нецивилизованным, беззаконным, вредным и очень бесчестным и было маловероятно, что король одобрит тех, кто его заключил, потому что посредством этого договора король лишился своего главного вассала и множества подданного" [334] .
333
Wavrin 1891, 395.
334
Dickinson, 1955, 231.
Отец Оливье де Ла Марша в своем замке в Жу (Франш-Конте), хранил копию договора, которую хронист нашел, когда писал свои Мемуары. На обратной стороне этой копии было записано, что она была зачитана в Парламенте Пуатье 24 января 1436 года, в Счетной палате (в Бурже) 13 февраля и занесена в один из реестров Сокровищницы хартий.
Это событие послужило поводом для сочинения "песни о недавнем мире" между королем и герцогом. В ней была упомянута роль, папского легата, кардинала Альбергати а также многих других действующих лиц, включая Изабеллу Португальскую и выражалась надежда на возвращение процветания. Ужасная война закончилась. "Крестьяне, горожане и купцы,/Мужчины, женщины и малые дети/Будут помнить/Закончившуюся войну". Каждое верное сердце должно воздать благодарность "Иисусу в Раю" [335] . Это был конец раздорам гражданской войны и надеждой на светлое будущее.
335
Berne, Bibliotheque de la bourgeoisie, 205, f. 148–150.
Например, когда 14 октября 1435 года мир был провозглашен в Сансе, "все жители были рады, и вечером в центре города были разведены костры" [336] . О заключении мира, в Лионе стало известно 21 октября, но по распоряжению сенешаля
Теодоро ди Вальперга он был отпразднован только 13 января 1436 года. Архивы города рассказывают о роли, которую сыграл Карл, герцог Бурбонский, а также легаты, представлявшие Папу и Базельский Собор. На помосте, возведенном по этому случаю перед собором Святого Иоанна, была представлена мистерия "о добром мире" [337] .336
Roche et Wissler 1926, 376. Voir aussi 372: "А что же англичане?/Если в течении трех месяцев,/Они не заключат мир/То вернутся на свой остров, называемый Альбион."
337
Deniau 1936, 591–592.
В той мере, в какой они отражают позиции обеих сторон, заслуживают упоминания и современные событиям хроники. Хроника Персеваля де Каньи, которая заканчивается 1438 годом, говорит: "Чтобы остаться в мире, король", которого поддержали все принцы крови, "показал, что у него было очень большое желание сделать это, и считал, что лучше раздать все свое наследство от короны до мебели, чем продолжать эту междоусобную войну" [338] . Это было оставлено "простым капитанам большой храбрости и доброй воли", таким как Сентрай и Ла Ир [339] . Король же, по его собственным словам, должен был ограничиться борьбой с внешним врагом и простить герцога Филиппа за его былые проступки. Можно представить, что и Жанна д'Арк согласилась бы с этим мнением. Жан Шартье, кантор Сен-Дени, который в 1437 году был назначен официальным историком Карла VII, выступал за мир по религиозным и нравственным причинам, но он представлял это так, чтобы скрыть очевидное унижение французского короля. В Реймсе известие о заключении мира вызвало всеобщую и, по-видимому, безграничную радость. Герольд Берри упоминает о мире между королем и герцогом Бургундским, но умалчивает его содержания. Что касается Тома Базена, писавшего поколение спустя, то он сообщает только, что уступки короля своему вассалу были весьма значительными. Этот мир был куплен королем за высокую цену, поэтому он почти впал в депрессию, осознав, что герцог Бургундский "забирает такой прекрасный кусок его владений". Отсюда проистекало и отсутствие истинного согласия между двумя государями, что не помешало Карлу VII, несмотря на тех, кто советовал ему разорвать этот унизительный договор, неукоснительно соблюдать данное слово. Несколько противореча самому себе, Тома Базен добавляет, что герцог мог надеяться и на большее, но то, что ему предложили, было уже настолько важно, что отказ противоречил бы справедливости и чести [340] .
338
Cagny 1902, 206.
339
Cagny 1902, 209.
340
Basin 1933–1944, I, 195.
Со своей стороны, бургундские хронисты полагают, что Аррасский мир позволил Карлу VII проложить путь к победе, причем настолько, что Филиппа Доброго, как и его современника графа Уорика, можно было считать "создателем королей". Прибыв в Монбазон в феврале 1459 года, во главе бургундского посольства, Жан де Крой смог сказать королю: "Разве Вы, сир, не отвоевали свое королевство у Ваших врагов в силу упомянутого мира, и таким образом владеете им более полно, чем Ваши очень благородные предки в течение трехсот лет? […] Именно это принесет Вам несомненную славу и возвеличит Ваш христианнейший дом в вечной памяти людей, благодаря правдивым историям и хроникам, которые будут составлены в Вашу честь" [341] . В будущем в изменившихся обстоятельствах советники герцога стали сожалеть о помощи, оказанной королю в 1435 году, как, например, в 1458 году, когда Карл VII попытался заполучить под свой контроль герцогство Люксембург: "Разве так король почитает великие заслуги монсеньера в прошлом? […] Дай Бог, чтобы все осталось на прежних условиях! Гордость французов никогда не была столь велика, как сейчас" [342] . Филипп Добрый, несомненно, разделял это сожаление, но держал, насколько это было возможно, свое мнение при себе. Шатлен же считал, что именно "умиротворение" позволило расцвести добродетелям Карла VII. Это означает, что "благоденствие и слава пришли к нему благодаря заключенному с герцогом миру [343] " (подразумевается, что король никогда не должен был об этом забывать). Ведь с момента заключения Аррасского мира и далее Филипп Добрый вел себя по отношению к Карлу VII "так же смиренно, как любой ребенок по отношению к своему отцу" [344] .
341
Du Fresne, VI, 214–215.
342
Du Fresne, VI, 176.
343
Chastellain, II, 180.
344
Delclos 1981, 116.
Следует также помнить, что Карл VII стремился вознаградить тех бургундцев, которые помогли примирению, так, Антуан де Крой, первый камергер герцога и "самый приближенный к своему господину человек", получил ежегодную пенсию в 3.000 ливров, которые должны были поступать из доходов соляного склада и пошлин Бар-сюр-Об [345] .
С другой стороны, в своих Комментариях Пий II обвиняет Карла VII в неблагодарности, ведь именно Альбергати и Святой Престол примирили его с Бургундией, а ответом короля, забывшим о божественной благодати, которую он получил через Деву, стало обнародование Прагматической санкции [346] .
345
Du Fresne, III, 197.
346
Pie II 1984, 90.