Кармоправ
Шрифт:
— Вымирающих? Как знать, как знать, — протянул Аруна, присев перед котом на корточки.
Он вытянул руку и почесал одноглазого бандита за ухом. Кошак прищурился, басовито урча от удовольствия. И, словно повинуясь незримой команде, вдруг метнулся к зданию и одним прыжком взмыл на карниз окна первого этажа. Прошёлся до водосточной трубы, в два прыжка, отталкиваясь от колец на трубе, преодолел расстояние до второго этажа. Перевалил через край крыши и исчез из виду.
— Что ж, приглашаю вас пройти к служебному входу, уважаемый Кэйто Шуань. Надеюсь, ваша преданность букве закона не помешает вам исполнить суть обязанностей.
За
Мужчины зашли внутрь, прикрыв за собой дверь и снова накинув щеколду.
— Так… где бы это могло быть… Я не знаю, как пройти отсюда, но вижу, как идти от секции классической литературы. Но где именно эта рутрова секция? — бормотал Аруна себе под нос, пока они искали дорогу.
Кэйто ни разу не бывал в библиотеках королевства — не было необходимости. Но что-то подсказывало ему, что принцип размещения книг не сильно отличается от имперских. Он ухватил Аруну за рукав и потащил за собой. Центральная стойка, каталоги. Так, вот классика. Второй зал, пятый стеллаж справа.
— Да! Это где-то рядом, — обрадовался Аруна, — десять шагов вперёд, восемь направо, развернуться на три четверти, левая дверь с бронзовой ручкой. Это она! Кэйто, нам нужно попасть внутрь, и немедленно! Только осторожно, никакого взлома и резких движений! Тихо-тихо, словно вылавливаешь из кипящего моря Индры раскалённые добела жемчужины дао.
Кэйто потянулся к поясной ташке и вытащил из него набор отмычек. Привычка носить с собой всё необходимое выработалась у него уже давно и не раз пригодилась. Кто бы мог подумать, что здесь и сейчас, находясь почти в самом центре королевства Аридит, в мирном городе Сантерра, он будет взламывать замок на двери подсобного помещения библиотеки и чувствовать себя полным… идиотом. Впрочем, нет. Идиотом бы он был, если бы не послушал Аруну. Четырёхконечную звезду Времени, сияющую ярче тысячи солнц, на всём континенте Даор имели право носить лишь двое. Два Хранителя. Два Столпа, вторым из которых был ни больше ни меньше, как сам император Дженитори.
Замок, сухо щёлкнув, поддался. И Кэйто осторожно потянул на себя скрипнувшую несмазанными петлями дверь.
Внутри, в окружении бумаг бумаг и рваного тряпья, пропитанного маслом, на боку, поджав колени, лежала связанная Тори. Руки обмотаны за спиной прочным шнуром, золотые волосы спутаны, на виске запеклась кровь, а во рту торчал кляп. Грудь ночной пташки едва заметно вздымалась, свидетельствуя о том, что женщина ещё жива. Рядом с ней, на расстоянии ладони, на полу стояла широкая, наполненная до краёв чаша, издающая резкий запах.
Орнут! Жидкость, которая при соприкосновении с бумагой и деревом мгновенно вспыхивает, и которую нельзя потушить водой!
Тори, почувствовав дуновение свежего воздуха из открытой двери, зашевелилась, приходя в себя. Двинула ногой, задев чашу. Та покачнулась, угрожающе накренившись.
Кэйто кестрелем бросился вперёд, подхватывая чашу. Ни одной капли не упало на кипы бумаг, покрывающих весь пол подсобки. Женщина, не открывая глаз, глухо простонала сквозь
кляп и попыталась перевернуться, не ведая, что только что чуть не вспыхнула как факел.Дознаватель сделал пару шагов назад, всё так же осторожно держа чашу, поставил её у стены на каменный пол подальше от двери и стеллажей с книгами. И замер, краем глаза заметив золотое сияние. Звезда Хранителя в ухе Аруны бледнела, выцветая и становясь невидимой.
Кэйто внезапно охрипшим голосом уточнил:
— Получается, я всё-таки мог не успеть?
— Мог. Но ты успел. Вмешательство во временной поток осталось в пределах допустимого, линия вероятности не искажена.
— Но неужели эта женщина так важна?
— Она лишь капля в море случайностей. Но из капель и состоит море. Если разбрасываться ими, вода в чаше мира может иссякнуть. Как иссякла некогда полноводная Ора, оставив за собой лишь непроходимые ловушки песков времени.
Стрелки на часах очелья Аруны дрогнули, отмечая прохождение ещё одной ключевой развилки. Допустимая форма вмешательства лишь самым краешком коснулась нити хаоса, чуть не опрокинув весы. Но чуть — не считается.
Кэйто, оставив Аруну позади, вернулся к пленнице, которая уже успела открыть глаза и теперь отчаянно извивалась на полу, пытаясь освободиться. Вставленный в рот кляп держался надёжно, и вместо слов получалось неразборчивое мычание.
Без лишних церемоний дознаватель вздёрнул женщину вверх, вытаскивая из каморки. Выхватил из рукава складной нож, взмахнул, приводя в рабочее состояние. Одним движением перерезал ленту, удерживавшую во рту женщины скомканный клочк ткани. И поморщился от потока брани, полившегося из нежных уст.
На щеке ночной пташки алела едва заметная царапина, оставшаяся от лезвия ножа, но не это так возмущало Тори.
— Мерзкая подлая крыса! Слизняк! Тряпка, которой место на свалке! Рутрова отрыжка!
Далее пошли ругательства гораздо выше рангом и Кэйто прервал их, снова засунув в рот женщины кляп.
— Заткнись и слушай. Твою шкуру спасли не для того, чтобы пополнить запас нецензурщины. И моё время стоит слишком дорого, чтобы тратить его на пустые слова.
Он тряхнул Тори за шиворот, как котёнка, удерживая одной рукой. Затем толкнул к стеллажу, прижав к боковой стенке так, что женщина сползла вниз и осталась сидеть со связанными руками, прислонившись спиной к дереву. Подхватил один из клочков бумаги, усеивающих пол кладовки, окунул кончик ножа в чашу с орнутом и сбросил оставшуюся на лезвии каплю на лист, который тут же отпустил.
Пламя вспыхнуло мгновенно, отразившись в расширенных от ужаса зрачках ночной плашки. Оно сразу же охватило весь лист, который спланировал в сторону пленницы и коснулся кончика платья. Лишь самым краешком, но этого хватило, чтобы подол одеяния полыхнул не хуже бумаги. Женщина попыталась завизжать и отползти, но Кэйто тут же пресёк эту попытку, наступив на подол и затушив язычок пламени. А кляп надёжно заглушил визг, превратив его в сдавленный стон.
— Всегда считал, что лучше один раз показать наглядно, чем три часа уговаривать. Если поняла и будешь молчать без тряпочки, пока тебя не спросят, то кивни.