Карнавал Хилл

Я схватил свой костыль и отошел от них, направляясь в ванную комнату и закрывая за собой дверь, так как мое дыхание стало неровным. Я прислонился к двери, опускаясь, чтобы сесть на прохладный кафель, когда что-то в моей груди треснуло.

— Эйс, — позвала Роуг через дверь. — Не отгораживайся от нас. Ты же знаешь, что нас не волнуют шрамы.

— Чушь собачья, — прошипел я. — Я хочу побыть один.

— Эйс, — мягко сказал Джей-Джей. — Просто впусти нас.

— Убирайтесь отсюда! — Взревел я, колотя кулаком по двери, презирая жалость в их голосах.

Наступила тишина, и некоторое время спустя звук их шагов удалился из комнаты. Я был один. И я чертовски уверен, что мне лучше привыкнуть к этому, потому что скоро я покину их навсегда, и единственная жизнь, которая ждала меня за пределами этого города, была одинокой.

Я старался не позволять себе слишком много думать об этом, но прямо сейчас судьба смотрела на меня, и я не мог игнорировать ее.

Голос моего отца звучал в моей голове, но теперь в нем появились новые нотки, как будто Шон тоже был там. И я ничего не мог сделать, чтобы спастись от них.

***

Я отказался слушать ложь, которую Роуг и Джей-Джей пытались скормить мне о том, что я — выглядел не так уж «плохо» и что мои шрамы делают меня похожим на — горячего крутого злодея из «Бонда». В эти дни я не жил в мире фантазий; я знал реальность, с которой столкнулся. За этими стенами я буду пугать детей на улице, а остальные люди буду считать меня отвратительным и наводящим ужас. Они будут обходить меня стороной, чтобы не приближаться ко мне. Я не был тщеславным на самом деле, но я всегда заботился о своей внешности, и теперь, когда эта часть меня официально исчезла, мне казалось, что я потерял что-то, что до сих пор по-настоящему не ценил.

Я имею в виду, что это не имело особого значения, когда я анализировал это. Когда я был с Шоном, я бы заплатил любую цену, чтобы снова провести немного времени со своей семьей, и я полагал, что мое желание исполнилось. Так что, какая бы жизнь ни ждала меня после этих коротких недель, она должна была быть достаточно хорошей, потому что каждое мгновение, проведенное с ними, стоило той дерьмовой бури, которая разразится после.

Был вечер, небо за окном окрасилось пастельными полосами розового и оранжевого цветов. Иногда было трудно поверить, что в этом прекрасном городе живёт столько боли; если бы она просачивалась от живущих здесь людей, небо было бы иссиня-чёрным и постоянно шёл бы дождь.

Снизу донесся запах ужина, и я попытался расслышать, о чем они все говорят между смехом, но смог уловить лишь отдельные слова. Мне показалось, что я услышал свое имя, но я не был уверен, почудилось мне это или нет.

Я прохромал взад-вперед по комнате с одним костылем, боль в моей сломанной ноге была совсем не такой, как раньше. И как бы ни было прекрасно это гребаное ощущение, оно было омрачено надвигающейся обреченностью, которая пришла вместе с ним. Скоро моя нога заживет, доктор снимет гипс, и на этом все закончится. Фокс отправит меня прочь, и я больше никогда не ступлю на порог этого дома.

Я провел пальцами по стене, стараясь меньше опираться на костыль, отчасти на случай, если упаду, отчасти просто чтобы почувствовать холодные выступы подушечками пальцев. Технически, я не должен был нагружать больную ногу, но, если честно, меня не особенно волновало, если из-за этого период восстановления немного затянется.

Осознание того, что скоро придется покинуть это место, ни хрена не облегчало задачу. Осознание того, что мне придется снова попрощаться со всеми ними, заставило меня утонуть в таком сильном беспокойстве, что я был уверен, что сойду с ума, если соглашусь на это. Поэтому в основном я старался не думать об этом. Я просто жил от мгновения к мгновению, высасывая все хорошее из каждого и желая, чтобы это длилось вечно.

Поскольку мои волосы теперь были длинными, я начал укладывать их набок, пытаясь скрыть свой поврежденный глаз. Роуг каждое утро клала повязку на мой ночной столик, и я каждый раз брал ее и засовывал обратно в ящик. Я не собирался носить повязку на глазу, как гребаный пират. Я бы выглядел как полный идиот.

Наверху послышались шаги, а мгновение спустя дверь распахнулась, и я с удивлением обнаружил Фокса, входящего в комнату с тарелкой макарон в одной руке и зеленым соком в другой. Он кормил меня, как чертово божество, всем органическим, свежим и чертовски вкусным. Однажды, когда Роуг и Джей-Джея не было дома, я проснулся после дремоты и, открыв дверь, обнаружил Фокса, крепко спящего там с выражением абсолютного изнеможения на лице. Мне не нравилось думать, что я не даю ему спать по ночам; вероятно, это сводило его с ума, знать, что предатель вернулся под его крышу.

Он поставил еду на мой прикроватную тумбочку и оглядел меня с ног до головы, пока я оперся о подлокотник кресла у окна, борясь с приступом боли в голени.

— Как нога? — спросил он тихим шепотом.

— Немного лучше, — сказал я, неловко скривив губы.

— Звонил твой отец, — сообщил он.

Я выдохнул через нос. — Надо же, ему потребовалось всего две недели, чтобы притвориться, что ему не насрать, что я жив. Или он даже не потрудился разыграть фарс?

Фокс не улыбнулся, сделав шаг ко мне, но, похоже, передумал и вместо этого скрестил руки на груди. — Ну, он просил денег. Сказал, что купил участок для надгробия рядом с могилой твоей матери и не может вернуть деньги, так что ты должен возместить ему расходы.

Горечь разлилась внутри меня от его слов. Это не должно было еще меня задевать. Но всё равно задело. — Удивлен, что он вообще купил мне его.

— Он этого не сделал, — мрачно сказал Фокс. — Я проверил его заявления, но все это было чушью собачьей. Он даже подделал квитанцию и отправил ее мне, но, зная твоего папочку, я копнул немного глубже, просто чтобы убедиться, действительно ли в нем есть хоть капля порядочности. Но это не так.

— Ну, это не новость, — пробормотал я. — Я удивлен, что он вообще попытал счастья. Он, должно быть, по уши в долгах, если так усердно работает, чтобы выманить у меня несколько сотен долларов. Так ты сказал ему, чтобы он шел нахуй?

— Нет, — сказал он с озорством в глазах. — Я сказал ему, что ты оставишь деньги в его почтовом ящике в полночь.

Я нахмурился, открыв рот, чтобы спросить, действительно ли он ожидает, что я заплачу, когда он продолжил.

— Я заплатил паре ребят, чтобы они навестили его в это самое время, после того как набил их карманы петардами и заставил пообещать, что они проявят творческий подход.

Из моих легких вырвался смех, один из первых за чертовски долгое время, и Фокс ухмыльнулся. Мой смех вскоре затих, и я опустил взгляд, уставившись на свою ногу и нахмурив брови. — Похоже, я превращаюсь в него, не так ли? Кривая нога, длинные волосы, и все думают, что я мудак. Мне еще нужна деревянная трость, пустой прогнивший дом и желтые зубы, чтобы завершить образ.

— Эйс, — вздохнул Фокс, качая головой, его глаза горели невысказанными словами и, если я не заблуждаюсь… сожалением. У него перехватило горло, затем он опустил взгляд и направился к двери, но прежде чем он успел уйти, я выдавил из себя «спасибо» за еду, и он оглянулся на меня с напряженным выражением лица. Что-то промелькнуло между нами в тишине, это было похоже на извинение, но я не был уверен, мое оно или его. Затем он ушел, и дверь захлопнулась. Я машинально пошёл за ним, ковыляя на костыле и чертыхаясь, когда нога начала ныть. Ей совсем не нравилось, сколько времени я провёл на ногах сегодня. Я добрался до двери, сердце бешено колотилось, пока я проверял, что она не заперта, и тяжело выдохнул с облегчением.