Карт-Бланш для Синей Бороды

Я бросила подсвечник на пол, стремглав вылетела из кабинета, на одном дыхании пробежала по лестнице мимо толстой служанки, которая как раз поднималась, чтобы узнать, что за шум и звон стоит в кабинете хозяина, и отдышалась, лишь оказавшись на улице.

Морозный воздух охладил разгоряченные щеки, но не остудил моего гнева. Я шла к саням, мало что замечая вокруг. Стайка мальчишек, бежавших взапуски, выскочила из переулка прямо на меня. Я столкнулась с одним из них — маленьким крепышом, тяжелым, как бочонок с грецкими орехами. Ахнув, я взмахнула руками и села на мостовую, неловко подвернув ногу. Мальчишки умчались дальше, сопровождаемые руганью Пепе, а я попыталась встать, но тут же снова ахнула из-за сильной боли в щиколотке.

— Госпожа графиня! Я сейчас! — крикнул Пепе, выскакивая из саней и привязывая коней к первому попавшемуся фонарному столбу.

Но помощь пришла гораздо быстрее. Рядом со мной появился Реджи. Не слушая моих возражений, он поднял меня на руки и перенес в сани. Усадив на подушки, он тут же приподнял подол моего платья, расшнуровал мой башмак и стащил его.

— Что это вы делаете, позвольте спросить?! — подскочил к нему Пепе.

— Проверяю, все ли в порядке с миледи, — сердито ответил Реджи, даже не посмотрев на слугу, и сосредоточенно ощупывая мою ногу. — Между прочим, милорд поручил мне приглядывать за ней. Наверное, знал, что такой олух, как вы, с этим не справится.

Пепе замолчал, но смотрел недовольно, а Реджи заговорил со мной необыкновенно ласково:

— Ничего страшного, просто подвернула. Это не перелом. Приедешь домой — приложи лед, чтобы уменьшить боль.

Я кивнула, закусив губу. Слезы сами собой закапали из глаз. Но теплые пальцы Реджинальда, массировавшие щиколотку, снимали боль.

— Да отойдите вы уже! — вспылил Пепе. — Помогли — и хватит!

Реджинальд нехотя отпустил меня, потом взял подушку с сиденья и подложил мне под ногу.

— Не обувайся, — он набросил мне на колени медвежью шкуру, которой я укрывалась в дороге, и помог накинуть капюшон, — побереги ногу несколько дней. И не плачь, — он смахнул слезинку с моей щеки, махнул рукой на прощанье и пошел вниз по улице.

— Фанфарон! — прошипел Пепе, забираясь на облучок и беря вожжи.

Наш экипаж тронулся, и я случайно посмотрела в сторону. В самом конце улицы стояли другие сани. Возница натянул вожжи, повинуясь приказу пассажира, а тот приподнялся с сиденья, внимательно глядя на нас. Заметив, что обнаружен, он хлопнул возницу левой рукой по спине, и сани скрылись из глаз. Но даже на расстоянии я разглядела его, и ошибки быть не могло — это был граф де Конмор собственной персоной.

48

Когда мы вернулись в замок, я хотела сразу же подняться к себе в комнату, чтобы переодеться, освежиться и отдохнуть с дороги, но навстречу выскочила Барбетта.

— Милорд граф ждет вас в гостиной, миледи, — произнесла она торопливо, теребя фартук. — Просил сразу же зайти к нему, как приедете. Что-то очень важное, миледи.

— Хорошо, — я кивнула служанке, — передайте милорду, что я переоденусь и приду к нему…

— Поднимайся сюда немедленно! — прогремело сверху.

— Лучше пойти, — шепнула мне Барбетта.

— Так и сделаю, — я улыбнулась ей, пытаясь приободрить, хотя поддержка сейчас нужна была мне.

Я вошла в гостиную, еще не зная, как буду встречена.

Муж сидел в кресле у камина, в домашних туфлях, что я приобрела, и читал какую- то замшелую книгу. Вернее, перелистывал, не читая. Подойдя к креслу, я остановилась, дожидаясь, пока он обратит на меня внимание. Де Конмор поднял голову и посмотрел на меня. Взгляд светло-серых глаз был жестким. Даже жестоким. Несколько томительных секунд я ждала хоть какого-то вопроса, а потом не выдержала:

— Добрый вечер, милорд. Как прошел ваш день?

— Благодарю, все было замечательно, — ответил он сквозь зубы. — А как ты провела день? Наверное, повеселилась в городе?

— Я ездила по делам.

— Охотно верю, — он захлопнул книгу и швырнул ее на столик, а потом вскочил и прошелся по комнате туда-сюда. Остановившись у елки, он щелкнул ногтем по грецкому ореху и сказал: — Мы же договорились, Бланш. Я доверился тебе, ты обещала сдержать слово, а сама нарушила его.

Все-таки, он узнал про потайную комнату. Я призвала себя к спокойствию, глубоко вздохнула и сказала:

— Хорошо, что вы заговорили об этом, милорд. Позвольте мне объяснить…

— Послушаем, что ты скажешь, — он повернулся ко мне, заложив руки за спину, и перекатываясь с пятки на носок.

— Все, что я сделала, было продиктовано одним лишь моим желанием помочь вам…

— нет, я хотела сказать нечто совсем иное, но почему-то с языка сорвалась эта холодно-учтивая фраза. Я сразу поняла, что начало неудачное, потому что граф хлопнул ладонью по столешнице.

— Если ты сейчас же не станешь говорить по-человечески, я тебя прибью, — сказал он, так и кипя от ярости. — Слышать не желаю всей этой светской болтовни! — и он стремительно шагнул ко мне.

В любое другое время я бы испугалась, да и невозможно было не испугаться этого черного тролля — бородатого, разъяренного. Но сейчас, когда я узнала правду о его пагубном пристрастии, когда поспешила защитить его от Сильвани, разве могла я стерпеть подобную несправедливость? Почему он так разозлился из-за этой потайной комнаты? Подумаешь, я заглянула в нее! Не хотел, чтобы заглядывала, так не давал бы ключ. Да и что я там увидела, скажите на милость?

Поэтому я не попятилась и даже не попыталась закрыться рукой, а сказала с вызовом:

— Я знаю о вас всё и хочу помочь.

— Прямо-таки все!

— Почти все, — заговорила я торопливо, пока он не начал опять грозиться. — Ваша болезнь началась после гибели второй вашей жены, леди Эстер. Леди Эстер пыталась убить вас, подослала наемных убийц. Но вы спаслись, раскрыли ее планы, вы с ней поссорились, она умчалась в горы и погибла.

— Да ты настоящий шпион, леди Бланш! Сколько всего успела разузнать! Может, считаешь, что это я убил ее?

— Нет, — сказала я твердо. — Вы не могли этого сделать.

— Откуда такая уверенность? Ты ведь все вызнала у Барбетты. Мой предок убил трех своих жен. Чем я лучше него?

— Вы не такой, как ваш прадед. Я знаю. Но что же вы сделали своей рукой, Ален, раз считаете болезнь проклятьем? Расскажите, облегчите душу. Может, это поможет облегчить боль… которую вы носите в сердце.

Не знаю, что подействовало — или мои слова о том, что его тайна — вовсе не тайна, или то, что я назвала его по имени, но разговор наш перешел в другое русло. Я видела, как гнев де Конмора поутих, и поспешила закрепить свою маленькую победу: