Картограф

– Ладно, бог с ним с отчеством, - дернул головой Филя. Слово «бог» больно обожгло ему язык, и он, чтобы перебить боль, прикусил щеку зубами.
– А когда умер, давно?

– Не так чтобы. В этом году. Честно, я не запомнил дату. Мне хотелось побыстрей его закопать и смыться.

– И что дальше было?

– Я вернулся к машине, сел. Еле завелась, внутри все промерзло - дверь-то открыта была. Пока ехал, так и сяк в голове вертел эту присказку дурацкую, про Додона. А потом понял, что забываю ее. То вместо «Момон» «Мормон» скажу, то «Грифон» не могу вспомнить. Остановился у обочины, дай, думаю, запишу. И представляешь, ни клочка бумаги, ничего. Открыл портсигар - пустой! Тогда вынул я из бардачка гвоздь и прямо на крышке нацарапал. Вот так это было. Не знаю я, кто такой Додон.

– Зато я знаю, - мрачно сказал Филя.

– И кто же?

– Мой демон.

Витя вздохнул и сел рядом с ним на кровать.

– Посещает, стало быть?

– Да. Только засыпаю, он уже тут. Он мне и сказал, как сделать для тебя карту.

– И что, много для нее надо?
– живо заинтересовался Витя.

– Молоко черной козы, слизь лягушки, вроде все. Еще пергамен. Тот-то мы истратили, надо новый добыть.

– Так, молоко козы не проблема. У соседки как раз такая. Только она безрогая, это ничего, сойдет?

– Про рога Додон не сказал. Видно, большой разницы нет.

– Ага, а с лягушки мы слизь соберем, это минутное дело. Вот только за пергаменом придется ехать.

– Куда?

– К молоканам или в Пятницкий монастырь. Ладно, я спрошу у наших, где с охраной пожиже, туда и рванем. Завтра отдыхаем, там выходные, а в понедельник давай попробуем.

– А если нас поймают?
– спросил Филя.
– Что тогда?

– Не поймают, - сказал Витя, и на лице его развернулась, как гармошка, знакомая белозубая улыбка.
– Я же Витязь, все будет шито-крыто. Добудем тебе пергамена на сто лет вперед.

– Так много я не проживу.

– Проживешь! Картографов никакая зараза не берет. Они и от стрелы заговоренные, и от сглаза. Только вот что я тебе скажу: берегись баб. Верка к тебе уже приходила. Выспросила, небось, все, вражина? Охмурила тебя?

Филя замялся. Скажешь «да» - бог весть что подумает. И опять слово «бог» впилось ему в язык, как иголка. От неожиданности он вскрикнул.

– Ты чего испугался? Я не затем спрашиваю, чтоб тебя бить. Хочешь с Веркой путаться, дело твое. Не возражаю. Только стерва она еще та. Смотри, как бы она чего не сообразила!

– Не буду путаться, - пообещал Филя.
– Мне теперь не до этого.

– Пойдем ужинать. Мать, небось, заждалась.

И они пошли в общую комнату, где их ждали пустая каша, кисловатый хлеб и мутный овсяный кисель. Филя был голоден и съел все, а Витя меланхолически гонял ложку в киселе, словно надеялся выловить в нем рыбу. Вера не явилась, не было за столом и старшей Витиной сестры Валентины. Она работала на ткацкой фабрике, ее смена заканчивалась в полночь. После ужина все разошлись по комнатам, на дом навалилась ватная тишина. Филя маялся у кровати, не желая ложиться и видеть сны, в которые так легко проникал демон Додон. Пробовал встать на молитву - заболели колени. Нет, не будет теперь покоя. Настенька, Настенька, что со мной? Кем я становлюсь? Как вернуть назад былое?

И все же он лег и уснул. Демон в эту ночь не приходил.

Лягушка

Филя так вымерз ночью, что за завтраком униженно запросился пожить в комнате у Вити. Тот согласился и даже сам перетаскал тюфяк и подушки, но по лицу было видно, что тесное соседство с картографом ему не по душе. На улице лютовала стужа, в трубе урчало, выло, поминутно взметывалось и опадало. Кот будто прилип к печке, неохотно подходил к миске, поставленной в промерзшем углу. Валентина не появилась к завтраку: отсыпалась после смены. Вера, лохматая, ненакрашенная, в домашнем платье, мрачно пила пустой чай. Варвара Михайловна суетилась возле самовара, отирала его медные бока суконкой, туда-сюда двигала сахарницу. Так уличный шулер орудует наперстком, думал Филя. Намекает, мол, сахара много не ешь, не для того куплен.

Набравшись храбрости, Филя подошел к ней, когда она убирала вымытую посуду в шкаф, и сказал:

– Я бы хотел заплатить за постой. У вас расходы, а я...

– Что вы, что вы!
– замахала руками Варвара Михайловна. Покраснела ужасно, взор потупила, ртом этакую омегу изобразила.
– Ничего не нужно.

Филя упрямо продолжал:

– У меня немного денег, не успел заработать, но скоро будет достаточно. Давайте я на первое время красненькую оставлю - вот здесь, на комоде, под салфеткой - а дальше видно будет.

Варвара Михайловна смущенно вытирала сухие руки полотенцем.

– Благодарю, голубчик, - тихо сказала она.
– Только сыну не говорите, что я взяла. Сердиться будет.

– Не скажу, - пообещал Филя и со спокойной душой принялся заталкивать красненькую под салфетку. За этим занятием его застала Вера.

– А, подачки суем!

Филя вздрогнул, как гальванизированный головастик.

– Не густо, - усмехнулась Вера, извлекая денежку и рассматривая ее на свету.
– А сам на что жить будешь?

– У меня все есть!
– поспешил заверить ее Филя.
– А чего нет, то будет.

– Это верно, - сказала она, прищуриваясь.
– Ты вот что, сходи в магазин, купи лакейскую одежду. Да смотри, не самую дешевую бери.

– А зачем?

– Поедем с тобой в субботу в бани. Мне девки шепнули, твой краб очень париться любит. Без приглашения туда не пускают, там только для членов клоба. А вот лакея с собой привести можно. Понесешь мой несессер и Пруньку.

– Пруньку?
– переспросил Филя. На какой-то миг ему показалось, что речь идет о чем-то крайне непристойном.

– Собачку, - бесстрастно сказала русалка, скручивая волосы в блестящий жгут.
– Только в бане чтоб без глупостей. К крабу не кидаться, шум не поднимать. Наша задача узнать как можно больше. Если все получится, доберемся до его дома, а дальше ты уж сам. Как там принято у вас, у героев? Взлом, кавалерийский наскок, убивство?

– Я не герой, я картограф, - тихо сказал Филя.
– На месте разберемся. Буду ждать.

Русалка загадочно улыбнулась и вышла. Глядя ей в спину, Филя не мог не дивиться тому, как красиво она плывет по комнате, едва касаясь легкими ногами затоптанного домотканого ковра. В такую бы влюбиться! Но эта пава не для него, и вообще не для кого. Она охотница на мужчин, грабительница кошельков, мудрая летучая мышь, приученная пить густую кровь своих дремлющих парнокопытных жертв. Нет, не для Фили она родилась. Да и он ей не пара.

В комнате у Вити было душно, от буржуйки волнами расходилось тепло. На столе в коробочке вились черви и опарыши. От их вида Филю чуть не вырвало, и он спрятал нос в рукав. Витя усердно кормил лягушку. Она сидела у него на колене и послушно открывала рот, как только он подносил к нему очередного червя.

– Умная попалась, - сказал Витя сдобным тоном и любовно огладил лягушку.
– Кушает хорошо, только бы не разжирела.

Не зная, что на это сказать, Филя отвернулся к окну и спросил: