Кастро Алвес

лейтенанта Жоана Жозе. Его волновало нечто иное, и в его мир не имел доступа никто.

Жозе Антонио шел по улице всегда мрачный и как будто в нервной лихорадке. Антонио

Кастро Алвес шагал несколько поодаль, и перед его большими детскими глазами с

каждым его шагом разворачивалась жизнь — проходили мужчины, красивые женщины,

негры-невольники. Но если Порсия и Леолино, Жулия Фейтал и младший лейтенант,

если стоны негров, избиваемых кнутами надсмотрщиков, если горе, обрушивающееся

на людей, заставляло Жозе Антонио бежать от мира и погружаться в свои далекие от

реальности мечты, то Антонио, которого прозвали Сесеу, жил целиком в этом мире и в

грезах видел реальных людей — тех. кто сопровождал его еще в ранние детские годы.

Он силился понять этот мир, он думал, что, если когда-либо станет слагать стихи — а

ему предстояло их слагать, — все прочувствованное станет мотивами его творчества.

Ради эгоистического одиночества он не устранится, как Жозе Антонио, от повсе-

дневной жизни людей, от их радостей, борьбы, от их слез.

Жозе Антонио идет впереди с полузакрытыми глазами, замкнувшись в своих

мечтаниях, не видя камней на дороге, идет отрешенный от всего, и женщины

догадываются, подруга, что он дружен только со смертью и сердце его бьется лишь

ради нее. А Сесеу, и женщины это тоже чувствуют, в один прекрасный день станет

большим человеком, и имя его пронесется от края до края страны, и каждый

20

произнесет его с уважением и любовью. Они предугадывают в Сесеу поэта, который

своей жаждой Любви покорит многих женщин, и они откроются перед ним, как

полевые цветы под лучами утреннего солнца; они предчувствуют в нем человека,

который на площадях, в театрах, в* академиях провозгласит

21

новое слово, новые идеи. В его слабых и изящных руках юноши они видят руки,

которые разорвут цепи насилия и рабства, в его нежном и музыкальном голосе они

слышат голос, который будет звучать громче всех и придаст словам особый смысл, они

слышат голос, который сделает слово своим грозным оружием. Они видят в его глазах

молнии, которые, настанет время, озарят небеса городов и зажгут в сердцах людей свет.

Милая подруга, женщины в гораздо большей степени, чем мужчины, обладают

даром провидения. Они раньше нас предчувствуют пробуждение в человеке гения и

для этого человека становятся и красивыми и ласковыми.

Жозе Антонио проходил по улицам мрачный, с замкнутым лицом, словно шел к

смерти, и женщины не тревожили его. Но они подзывали Сесеу, брали в свои

бархатные ручки его лицо, целовали глаза, ощущали жар его высокого лба. Сесеу был

еще мальчиком, но женщины знали, что он станет знаменитостью.

В сертане, подруга, мальчик видел, как надсмотрщик избивает невольников кнутом

по спине, как кровь ручьем течет по каменистому полю, видел, как сертанежо

преследуют врага с ружьем в руке и с ножом за поясом, видел, как тайная любовь ищет

убежища в темной, непроницаемой чаще, видел, как предрассудки губят людей. Он

знал о ребенке, который был принесен в жертву предрассудкам. Позже глаза его, еще

сохранившие видение дикости нравов сертана, увидели в городе дядю, который стал во

главе людей, поднявшихся на борьбу.

И он не хотел, моя подруга, бежать от этих сцен, бежать от жизни.

Жозе Антонио, как и брат, чувствовал боль в сердце каждый раз, когда стон

невольника нарушал тишину полей и проникал в каза-гранде. Но в отличие от брата он

в эти минуты закрывал глаза и уши, как закрывал их и потом в городе, когда видел на

площади людей — под предводительством его дяди они протестовали против произ

21

вола и требовали свободы. Жизнь казалась ему нелепой, ошибочной и страшной.

Он не хотел ее, не хотел участвовать в ней, он предпочитал уйти от нее. Когда боишься

жизни, дорогая подруга, когда думаешь, что удел человека — горе, а смерть прекрасна,

как самая красивая из женщин, тогда смерть — возлюбленная, она превыше всего, и

только она может дать благо, которого нет в жизни. Такие люди, как Жозе Антонио,

шествуют к смерти твердым и решительным шагом, словно идут на праздник, ведь их

ничто не привязывает к жизни.

Но для Сесеу, младшего брата, смерть не была прекрасной возлюбленной; он

обнаружил, что борьба за свободу прекраснее смерти, что счастье создано для всех,

нужно только его завоевать, что, если есть свобода, жизнь — подарок, праздник. Брат

шел к одиночеству смерти, Антонио предпочел смешаться с толпой и идти со всеми на

борьбу за освобождение от оков рабства.

Жозе Антонио был просто поэтом, его брат — гением.

По этим улицам, подруга, ходил мальчиком Кастро Алвес. На этих улицах женщины

видели его еще юношей и тогда же предрекли ему большое будущее, ибо у него был

лоб апостола, глаза борца и язык его знал слова, которые, как огонь, обжигают

противников свободы.

Если бы улицы Баии, ее холмы, обложенные изразцами домики и золотом

украшенные церкви под несравненным голубым небом, подруга, если бы даже они и не

21

были так красивы, то и тогда твой город был бы самым прекрасным в Бразилии, потому

что на его улицах Кастро Алвес научился любить свободу.

По этим улицам ходили двое мальчиков. Оба были поэтами, и в их сердцах сильнее,

чем в сердцах других, отражалось все, что происходило вокруг них *. Каждая слеза,

каждый стон на земле находил в них отклик. Эти два мальчика — как два символа.

Один — и с ним столько художников в мире,

22

столько поэтов, столько романистов — бежал от страдания, закрывая глаза на

жизнь, замкнулся в себе, и одиночество стало для него преддверием смерти. Он

изменил своему гению и своей миссии. Много таких, как он, подруга. Но другие