Казанский альманах. Гранат

Бац – и дверь захлопнулась у Лизы перед носом. Ей показалось, что её облили ледяной водой. Руки и ноги онемели, горло сжалось, уши заложило.

Она вернулась к себе, прижимая к груди изувеченную занавеску, заперла дверь и остаток вечера слушала, как Дора и Пётр на все лады костерят «стерву» и «прощелыгу» с нижнего этажа, которая «припёрлась», чтобы содрать с них кучу денег за дырявую тряпку.

Лиза выбросила занавеску в мусорное ведро, закрыла балконное окно, которое было теперь беспомощно-голым, и решила, что больше ни за что не станет открывать его – по крайней мере, пока Дора и Пётр не уедут в свою деревню.

Её крошечный мирок стал ещё меньше.

Нужно просто перестать обращать на них внимание! Но штука была в том, что, приняв такое решение, она никак не могла его выполнить. Как в притче про Ученика, который искал просветления, получил от Мастера совет никогда не думать про белых обезьян, и с тех пор думал о них постоянно. Она поневоле прислушивалась, готовилась к худшему – и худшее было тут как тут.

Обычно Лиза ложилась рано: в десять старалась уже быть в постели. В её квартире слышалось лишь тиканье часов – зато наверху кипела жизнь.

Всегда так было или началось лишь после её визита?

Она не могла вспомнить, как ни старалась.

Соседи с грохотом раскладывали диван, обрушивая его прямо на голову Лизе. Телевизор не смолкал ни на минуту. Дора и Пётр, похоже, специально расходились по разным углам квартиры и перекрикивались друг с другом. По полу стучали пятки, половицы скрипели и стонали, что-то падало, громыхало, трещало…

Лиза лежала, уставившись в потолок, не смыкая глаз, и слушала эту какофонию, а за полночь, когда шум стихал, уснуть не получалось, как ни старайся. Разгуляла сон, как говорила бабушка.

Конец ознакомительного фрагмента.