Казейник Анкенвоя

– Может, в здание войдем?
– перебил меня каким-то заложенным голосом тип, все еще скрытый под маской.
– У меня гланды, милостивый государь. Я не намерен и далее мокнуть.

– Разумеется, - я отдернул в сторону брезентовую портьеру, тем приглашая в трюм заговорщиков, отнесенных уже мной к романтическому горячему подвиду.

Судя по хлюпанью, уровень жидкости в трюме после наводнения заметно снизился.

– Жив кто? – крикнул я, и гулкое эхо, отскочивши от внутренней обшивки, докатилось до Германа. После минутной темноты сверху к нам поплыл огонек. Спустившись по трапу, татарский шкипер, более смахивающий на шотландского пастуха в клетчатом пледе и с волосатыми ногами, обмахал нас точно кадилом своей керосиновой лампою.

– Самогона нет, - предупредил он меня угрюмо.
– Час как брагу поставил.

– Слава тебе Господи, - по столь незначительному поводу я, сознаюсь, перекрестился.
– Кипяток имеем? У товарища, который не счел нужным себя назвать, гланды вздулись.

– Кипяток имеем.

– Щекотливый, - с опозданием прогнусавил спутник Виктора Сергеевича.

– Это вы обо мне?
– я обернулся к простуженному типу.

– Это фамилия. Щекотливый.

В пробоину сунулась сразу группа заговорщиков.

– Здесь принимают на работу?
– забубнили вразброд подошедшие активисты.

– Утром возьмем, - обогнал меня ко всему привычный шкипер.
– В трюме сухая уборка, гальюн забился пробить. Ведро первача за всю канитель.

– А наша работы завершена, - поспешил я успокоить подполье.

– Да хрен там, - продолжил гнуть свое татарин вопреки распространенному отзыву.
– Пробоину зашьете, еще три ведра.

– На каждого?
– оживились вопреки моим опасениям бойкие активисты.

– Раскатали губу, - татарин Глухих сплюнул под ноги и, судя по звуку, не промахнулся.
– Четыре ведра за всю канитель.

– Пять, - вылез вперед какой-то вихрастый подпольщик.

Торговля затягивалась, и я решительно вмешался.

– Товарищи зеленые, прошу на маевку. Продолжим здесь волам хвосты крутить, жандармы нагрянут. Герман, проводи нас, где у тебя сухо, и мебель пока расставлена.

– На камбуз? Там кипяток бесплатный.

– Заманчиво. Сколько еще решительных и смелых должно подойти, Виктор Сергеевич?

– Все активное сопротивления уже собралось.

Я насчитал девятерых.

– Не густо. А нет у вас в резерве пассивного сопротивления?

Пугачев смущенно покосился на Щекотливого спутника.

– Вы как будто иронически настроены, епископ, - просипел Щекотливый, судя по всему, лидер зеленой партии.
– Между тем, это вы желали с нами соединиться.

– Желал, - подтвердил я серьезность моих намерений.
– И, поверьте, соединюсь. Без вас или с вами. Но прежде всего я желал быть услышанным, сударь. Потом вы примете взвешенное решение. А пока оставьте кого-нибудь снаружи.

– Я не хочу рисковать своими людьми, - возразил Щекотливый.

– Тогда оставьте кого-нибудь снаружи.

Лидер, помедливши, кивнул сутулому заговорщику в желтом пуховике.

– Я могу его проинструктировать?

Лидер, помедлив, отвернулся.

– Вы спасли от казни товарища Пугачева, епископ. Мы вам доверяем.

Медлил показательно. О себе говорил во множественном числе. «Самооценка завышена» - без труда составил я его психологический фас.

– Откуда просочилось?

– У нас контрразведчик.

– Герман, сделай милость, проводи сопротивление на камбуз и завари ему кипятку.

– Ходи за мной, подполье, - Глухих поднял керосиновый факел и двинулся через лужу кают-компании к трапу.
– Ступени скользкие. Хватай перила, кому шею лень свернуть.

Отряд вереницей поплелся вверх по трапу за шкипером. «У зеленых собственный контрразведчик, - подумал я, взявши за локоть сутулого активиста, и покидая с ним буксир.
– У хлыстов николаевских собственный контрразведчик. Похоже, здесь у всех свой контрразведчик. У меня только сплошной разведчик, и тот больше племянницей Щукина озабочен, чем сбором информации».

– Ты, братишка, в оба смотри, - наставил я, закуривши под моросящим дождем ростовскую сигарету, зеленого пуховика.
– Если хоккеистов заметишь или славянский патруль, ори как зарезанный. Вику-Смерть заметишь, ори еще громче. Умеешь орать как зарезанный?

– Можем, - отозвался, помедлив, сутулый романтик.
– Меня супруга пырнула в боковину. Она у меня ревнивая супруга. Влюбилась крепко. Но ревнивая.

– Хорошо. Отстоишь минут пятнадцать. Если враг не нагрянет, возвращайся. Камбуз найдешь?

– Найдем.

Медлит, но слабо. Говорит о себе во множественном числе. Но сбивается. «Подражание и заниженная самооценка», - составил я его психологический фас.

– Хорошо. Действуйте по инструкции, товарищ.

Я бросил курить и пошел на соединение с горячим подпольем. Сердобольный кочевник заварил зеленым товарищам зеленого чаю, каждому выдал отдельную кружку, рассадил вокруг разделочного стола, и, словом, проявил гостеприимство. «Интересно, что бы он белым заварил», - подумал я как-то рассеянно. Романтики молча дули на кипяток и поглядывали на своего лидера, который устроился между Пугачевым и вихрастым. Скромность вождя. Моя послушница сидела на полу за плитой отдельно. Глухих покинул гостей, оставивши для видимости керосиновый светильник. Взвесив на глаз обстановку, я шагнул из тесного коридора в камбуз и занял во главе металлическую вакансию.

– А что значат эти «К» на погонах?

Вихрастый подпольщик, оказавшийся ко мне ближе прочих, тронул пальцем знак моего различия.

– Это значит «крутой». Дважды, - пояснила Вьюн, ухвативши резко его запястье и вывернув согласно технике болевых приемов.
– Подойдешь к епископу ближе, чем на шаг, в носу ковырять будет нечем.

Она возникла за его спиною, быстрая как язык хамелеона.

– Руку же сломаешь, - застонал шибко любознательный активист.

– В общем, близко к тексту, - отпустила его послушница.

Баюкая запястье, он перебрался от меня шагов на восемь. Перебрался бы и на девять, но стена камбуза не дозволила.

– Так что же с Володей произошло, Виктор Сергеевич? Полагаете, срыв?

Владимир Свеча, наложивший на себя руки добровольно, так и не уместился в моем сознании. Директор-нудист как будто побледнел даже при слабом керосиновом свете. Горячий романтик Щекотливый с визгом отодвинул от себя жестяную кружку по цинковой разделочной поверхности.

– Владимир в прошлом. Мы же нарушили правила конспирации ради будущего.