Кэннон
Шрифт:
Мой член всё ещё твёрд, как камень, и я прислоняюсь спиной к двери спальни, проводя рукой по всей длине своего члена. Я закрываю глаза, представляя Эддисон перед собой. Я представляю, как мои руки зарываются в её волосы, скользят по её груди, обхватывают её соблазнительную попку.
Я представляю Эддисон, стоящую передо мной на коленях и смотрящую на меня снизу-вверх.
Эддисон, обхватившую своими сладкими губами мой член.
Образ Эдди, принимающей меня, высасывающей меня досуха, с удвоенной силой толкает меня через край.
Это её лицо я вижу, когда кончаю.
И это
***
Проходит два часа, прежде чем Эддисон выходит из своей комнаты. Думаю, я должен быть впечатлён тем, что она вообще вышла, честно говоря. Я вроде как предполагал, что она будет прятаться там весь день, придумает мне какую-нибудь дерьмовую отговорку о том, что ей плохо. Но она этого не сделала.
Думаю, у неё больше мужества, чем я думал.
Она садится за кухонный стол, не глядя на меня, и я наливаю чашку кофе, пододвигая её к ней.
— Спасибо, — говорит она.
— Ты снова заснула? — спрашиваю я, потягивая кофе. Что ж, всё примерно так неловко, как я и ожидал.
— Хендрикс, мы должны поговорить о том, что произошло, — начинает она. Но она не смотрит на меня, явно смущённая.
— А мы должны ли? — спрашиваю я. — Потому что ничего не произошло.
— В коридоре, — говорит она. — А потом… то, что ты слышал. И то, что я слышала.
«О, хорошо, она меня услышала», — думаю я. Но я беспечно пожимаю плечами.
— Это была минутная оплошность в суждениях, — отвечаю я.
— Точно, — она поднимает на меня настороженный взгляд. — Ты собирался… поцеловать меня.
Я поворачиваюсь, чтобы взять распечатку её расписания и положить перед ней на стойку, намереваясь сменить тему:
— Я был возбуждён, а ты была одета… эта футболка. И те трусики.
— Ты видел мои трусики? — спрашивает она.
— Чёрт, Эдди, — я качаю головой, смеясь. — Ты нечто. Давай просто забудем об этом, хорошо? Ничего не произошло.
— Это как раз то, что нам надо, — говорит она настороженным голосом. — Ты просто был возбуждён. Я просто была возбуждена.
«Нет, это ни хрена не значит», — думаю я. Вот что я хочу сказать. Дело совсем не в этом. Но я этого не делаю.
— Вот и всё, — вру я. Я заставляю себя пожать плечами с небрежностью, которой определённо не чувствую. — Ты знаешь меня, сладкие щёчки. Разве я когда-нибудь мог отказаться от горячей цыпочки?
— Ты думаешь — я горячая цыпочка? — спрашивает она, и её щёки вспыхивают.
Чёрт возьми. Я сжимаю челюсть.
— Ты Эдди, — говорю я. — Не горячая цыпочка.
— Значит, ты хочешь сказать, что я не сексуальна? — но уголок её рта приподнимается, и я думаю, что она вот-вот расплывётся в своей фирменной улыбке. Слава богу, она не воспринимает это всерьёз.
— Ты самая сексуальная девушка, которую я знаю, — отвечаю я, глядя ей в глаза. Это заставляет её лицо покраснеть ещё сильнее.
— Очевидно, морская пехота погубила тебя, — говорит она. — Ты, наверное, уже много лет не общался с горячими
девушками.— Наверное, так оно и есть, — вру я. — И это объясняет мою оплошность в суждениях. По сути, это было временное помешательство.
— Да, — она кивает, но не отводит взгляда, и на минуту я подумываю о том, чтобы обойти стойку с другой стороны, взять её на руки и усадить на мрамор, чтобы она могла обхватить меня ногами. Я хочу взять её прямо здесь, прямо сейчас.
Но я этого не делаю.
Эдди прочищает горло:
— Чтобы это больше не повторилось.
Я не могу сказать, говорит ли она мне или задаёт вопрос.
— Нет, девочка Эдди, — говорю я. — Это больше не повторится.
Я хочу говорить правду. Это не должно повториться. Это не должно повториться. Я знаю, что для неё поставлено на карту, если это произойдёт. Если я прикоснусь к ней губами, всё будет кончено. Всё закончится. Её карьера, её будущее. Я знал, каковы ставки, когда подписывался на эту временную работу. Её звукозаписывающий лейбл съел бы её живьём.
Поэтому я сжимаю челюсть и пожимаю плечами.
— Честно? — спрашиваю я. — Уйти из морской пехоты — всё равно что выйти из тюрьмы. Не вини меня, если ты первая красивая девушка, которую я увидел за последнее время. Мне просто нужно хорошенько потрахаться и всё. В этом нет ничего личного.
— Ничего личного, — повторяет Эдди. Она моргает — раз, два, три, затем снова кивает. — Да. Это… так и должно быть.
— Итак, в любом случае. Вот расписание на сегодня, — говорю я, глядя вниз. — Ты хочешь обсудить его или тебе сначала нужно допить свой кофе? Сегодня утром у тебя собеседование, днём время в студии, а вечером ужин с нашими родителями.
— Ужин с нашими родителями? — спрашивает Эдди, нахмурив брови. — Когда это было добавлено?
— Ты собираешься навсегда отморозиться от них?
Она скрещивает руки на груди и свирепо смотрит на меня:
— Таков был мой план, — отвечает она.
— Почему бы просто не уволить меня? — спрашиваю я. — Если это тебя так сильно беспокоит.
Честно говоря, я всё равно шокирован, что она продержала меня рядом так долго. Я не знаю, почему она это сделала. Я уверен, что она могла бы найти другого ассистента, который управлялся бы с этим дерьмом и присматривал за ней. Я действительно не знаю, зачем ей нужен кто-то, кто присматривал бы за ней — это не похоже на то, что она нюхает кокаин у мужчин-стриптизёров в гостиной или танцует на столах в клубе. Я даже не встречался с этими её так называемыми друзьями, с которыми у неё были неприятности.
Эдди пожимает плечами и смотрит на свой телефон, занятая отправкой сообщений. Она поднимает на меня глаза.
— Потому что мой адвокат посоветовал мне этого не делать, — отвечает она.
— Ты говорила со своим адвокатом? — спрашиваю я. Не уверен, обижаться мне или быть впечатлённым тем, что у неё хватило ума попытаться избавиться от меня.
— Да, конечно, — отвечает она. — Ты что думаешь, я просто сдалась и последовала совету своего лейбла? Ты думаешь, что я тупая?
— Мне кажется, я был с тобой всё это время, — говорю я. — Практически.