Кёрклендские забавы
Шрифт:
Это была женщина лет сорока или чуть моложе; ее сходство с Гэбриелом тут же указало мне на то, что это его вдовствующая сестра, Руфь Грантли.
Несколько секунд, не произнося ни слова, она смотрела на меня, взгляд ее был холодным, оценивающим, прежде чем она усилием воли наполнила его теплом.
– Здравствуйте. Надеюсь, вы простите нас, ведь все это стало для нас неожиданностью. Мы узнали эту новость только сегодня утром. Гэбриел, почему ты не сообщил нам раньше?
Она взяла меня за руку и улыбнулась, точнее, растянула губы и обнажила зубы. Я обратила внимание, что у нее настолько светлые
– Прошу, проходите, – пригласила она. – Но, боюсь, мы не совсем готовы. Вы так нас удивили.
– Да, наверное, – ответила я и вопросительно посмотрела на Гэбриела.
Почему он ничего не сообщил родственникам?
Мы вошли в большой холл с ярко горящим камином, и я тут же почувствовала, что это место очень древнее. Нельзя было не заметить, что дух старины здесь хранят и бережно поддерживают. На стенах пестрели гобелены, несомненно, вытканные руками предков несколько веков назад. Посредине возвышался обеденный стол, на котором поблескивали медные и оловянные приборы.
Я осмотрелась.
– Что скажете? – поинтересовалась Руфь.
– До чего же… волнующе здесь оказаться.
Похоже, мои слова доставили ей удовольствие. Затем она обратилась к брату:
– Гэбриел, к чему эта таинственность? – И, повернувшись ко мне, осуждающе развела руками: – Ума не приложу, зачем ему понадобилось держать нас в неведении до сегодняшнего утра.
– Я хотел сделать вам сюрприз, – сказал Гэбриел. – Кэтрин, вы наверняка устали. Если хотите, можете подняться в свою комнату.
– Конечно, идите, – вставила Руфь. – А с семьей познакомитесь позже. Поверьте, нам всем не терпится узнать вас получше.
Ее глаза вспыхнули, немного выступающие зубы снова обнажились. Пятница неожиданно гавкнул.
– Еще и собака? – произнесла Руфь. – Так вы любите животных… Кэтрин?
– Да, очень. Наш Пятница наверняка всем понравится.
Заметив движение наверху, я быстро подняла глаза и посмотрела на галерею.
– Это галерея менестрелей, – объяснил Гэбриел. – Мы иногда используем ее, когда устраиваем бал.
– В этом доме придерживаются старинных традиций, Кэтрин, – вставила Руфь. – Надеюсь, мы не покажемся вам слишком старомодными.
– О, уверена, что старинные традиции мне очень понравятся.
– Надеюсь. Когда традиции сохраняются…
Мне показалось, что ее голос прозвучал немного язвительно, и я подумала, не намекает ли она на то, что мне не дано понять традиции, которые хранит их семейство.
Из-за не слишком теплого приема, оказанного мне Руфью, не покидавшее меня ощущение тревоги все больше усиливалось, и я снова задумалась о причине, по которой Гэбриел решил скрыть новость о своей женитьбе от семьи.
В комнату вошел слуга, и на его вопрос о багаже Гэбриел ответил:
– Отнесите его в мою комнату, Уильям.
– Слушаюсь, хозяин, – был ответ.
Слуга взвалил на плечо мой чемодан и стал подниматься по лестнице. Гэбриел взял меня под руку, и мы последовали за ним. Руфь отправилась за нами, и я чувствовала, как она смотрит мне в спину, подмечая каждую подробность. Никогда еще я не была так благодарна дяде Дику, как в ту минуту. Мой добротный дорожный костюм
из синего габардина придавал мне уверенности.Первый лестничный пролет заканчивался площадкой, на которой обнаружилась дверь.
– Она ведет в галерею, – пояснил Гэбриел, но открывать ее не стал, к моему разочарованию, ведь мне хотелось увидеть, есть ли там кто-нибудь.
Я была уверена, что заметила в галерее какое-то движение, и хотела узнать, кто из домочадцев предпочел, прячась наверху, наблюдать за мной, вместо того чтобы спуститься и поздороваться.
Лестница была широкая и очень красивая, но в свете масляных ламп казалась полной теней. Пока мы поднимались по ней, меня охватило необъяснимое ощущение, будто все представители рода Рокуэлл, жившие в этом доме последние три сотни лет, неодобрительно наблюдают за мной, девушкой, которую Гэбриел привел сюда, не посоветовавшись с семьей.
– Мои комнаты, – сказал мне муж, – на самом верху. Долго подниматься.
– Ты останешься в них теперь, после женитьбы? – спросила Руфь из-за моей спины.
– Конечно останусь. Разумеется, если Кэтрин там понравится.
– Я уверена, что понравится.
– А если не понравится, у нас есть и другие, – заметила Руфь.
Мы поднялись на третий этаж, и перед нами предстал юноша. Высокий, худощавый, очень похожий на Руфь.
– Мама, они еще не приехали? Что она… – крикнул он, прежде чем увидел нас.
Он замолчал, ничуть не смутившись, когда его взгляд упал на меня.
– Это Люк… мой племянник, – представил юношу Гэбриел.
– Мой сын, – проворчала Руфь.
– Очень рада знакомству, – сказала я, протягивая ему руку.
Люк взял ее и поклонился так низко, что локон его длинных волос свесился ему на лицо.
– В таком случае радость взаимна, – произнес он нараспев. – Так забавно, когда кто-то в семье женится.
Он очень сильно напоминал мать, а значит, и Гэбриела. Такие же аристократические черты, деликатная светлокожесть, расслабленность движений, граничащая с вялостью.
– Что вы думаете о нашем доме? – с любопытством поинтересовался Люк.
– Она не пробыла здесь еще и десяти минут, не увидела еще и десятой части, а если что-то и увидела, то не при дневном свете, – напомнила ему мать.
– Завтра устрою вам экскурсию, – пообещал Люк, и я поблагодарила его.
Он снова поклонился и отступил в сторону, освобождая нам дорогу, но, когда мы прошли, присоединился к нашей процессии и пошел вместе с нами до комнат на четвертом этаже, которые, как мне стало понятно, всегда занимал Гэбриел.
Мы дошли до круговой галереи, и ощущение, что за мной наблюдают, усилилось, ведь здесь висели фамильные портреты, сделанные в полный рост. Горели три-четыре лампы из розового кварца, и в их призрачном свете казалось, будто фигуры на полотнах оживают.
– Пришли, – сообщил Гэбриел, и пальцы на моем локте сжались сильнее.
Я услышала, как в корзине зашевелился Пятница. Он тихонько тявкнул, словно напоминая о своем присутствии. Думаю, пес угадал мое настроение и знал, что я чувствовала себя так, будто меня заключают в тюрьму и мое присутствие здесь вызывает раздражение. Конечно, напомнила я себе, всему виной наш поздний приезд. Если бы мы прибыли ярким солнечным утром, все выглядело бы иначе.