Кейджера Гора

– В таком случае, быть может, это она должна была бы быть Татрикс Корцируса, а не я, - раздражённо предположила я.

– Возможно, - улыбнуться Лигуриус.

Я отвернула лицо от него, и спросила, предполагая какой ответ меня ждёт:

– Кто Я? Татрикс Корцируса, или уже нет?

– Да, - совершенно неожиданно для меня ответил он.

– Вы знаете, что я с Земли, - сказал я.
– Как получилось, что я был доставлена сюда, чтобы стать Татрикс?

– Мы хотели выйти за пределы города, - объяснил он, - нужно было найти кого-то со стороны, свободного от всех уз и группировок, кто мог бы управлять нами с мудростью и объективностью.

– Понятно, - протянула я.
– Значит я - действительно Татрикс Корцируса.

– Конечно, - кивнул он.

– Тогда почему это, Вы со мной обращались с такой грубостью, и даже теперь, я стою босой в Вашем присутствии?
– конечно, я это спросила не для того, чтобы вернуть мои сандалии. Вопрос был в принципе. Да и про обувь я не знала, разрешит ли он её. В конце концов, именно он и приказал мне разуться.

– Ты полезна, - объяснил он, - и у Тебя есть своё предназначение. Однако, Ты и не обязательна. И для Тебя было бы хорошо, вспоминать об этом. Это могло бы поощрить Тебя к более тесному сотрудничеству.

– Я полагаю, что я должна радоваться, что Вы не приказали мне раздеться полностью и пасть перед Вами на колени, - горько усмехнулась я.

– Вы, конечно, - сказал он, - свободная женщина.

– И всё же мне кажется, что пусть и неявно, но Вы угрожали мне.

– Существуют подходящие взыскания и наказания и для свободной женщины, - предупредил он, - подходящий для её статуса и достоинства.

– Не сомневаюсь в этом, - с иронией в голосе согласилась я.

Он вдруг снова шагнул ко мне, и встал вплотную. Я отвернулась от него боясь снова встретиться с ним взглядом.

– И всё же, что-то мне подсказывает, что такие наказания, подходящие для свободных женщин, не будут подходящими для Тебя, - усмехнулся Лигуриус, нависая надо мной.

– И какие взыскания и наказания, по вашему, были бы подходящими для меня? – не выдержала я, но тут мои руки оказались в его захвате, и в который уже раз за сегодня, я почувствовала свою полную беспомощность.

– Те, которые были бы подходящими для рабынь, - ответил он.

Я напрягалась, но освободиться из его рук оказалось не легче, чем из наручников Дразуса.

– Ты столь отличаешься от неё, - прошептал он мне, я почувствовала его тяжёлое, горячее дыхание слева на моей шее. – Твои манеры, Твои реакции, то, как Ты держишься, то, как Ты двигаешься, как говоришь.

Я вновь почувствовала слабость и тепло внизу живота.

– Я чувствую, - продолжал он, - где должно находиться то, что поможет исполнить твоё самое глубинное предназначение. Я знаю то, в чём Ты нуждаешься и чего Ты хочешь, то без чего твоя жизнь никогда не сможет стать действительно прекрасной и полнокровной.

– И что же это? – спросила я с интересом.

– Ошейник, - ответил он всё также шепча мне в ухо.

– Нет! – в ужасе закричала я.

– Борись с этим, отрицай это, если сможешь, - засмеялся он. – Ты можешь посмеяться над этим. Но это правда.

– Нет, - снова закричала я.

– Посмотри на свою невероятную женственность, - кивнул он в сторону зеркала.
– У тебя формы, мягкость, инстинкты, беспомощность рабыни.

– Нет! – продолжала отрицать я.
– Я попытаюсь быть менее женственной, и таким образом больше женщиной!

– Слова для психиатрических больниц на Земле, - засмеялся он. – Ты на Горе. Тебе просто повезло, что тебя в первый же день не поработили, иначе твоя настоящая женственность, Твоя изумительная мягкость и вся глубина твоей чувственности, уже показали и проявили бы себя, более того, они бы требовались от Тебя, причём во всём их обилии, без компромиссов, и даже при помощи плети, Твоими владельцами.

Лигуриус зарылся своей правой рукой в моих волосах, при этом левой удерживая моё запястье. Затем он оттянул мою голову назад, пока я не застонала от боли, а моя спина не оказалась согнута назад в дугу.

– Всё же интересно, - сказал он, - насколько Вы отличаетесь друг от друга. И в тоже время, Вы кажетесь в разных нюансах настолько похожими.

Я ныла, беспомощно выгнутая его руками.

– А знаешь ли Ты, что такие женщины, как Ты рождены для цепей? – спросил Лигуриус.

– Нет, - простонала я. – Нет!

– Да! И твоя жизнь не будет полна, пока не почувствуешь их на себе.

Я беспомощно плакала, и при этом, мне не давала покоя одна мысль, почему он не тащит меня в кровать и не берёт меня?

Я уже понимала, что такое настоящая женственность. Это не отторжение, и не разочарование в своей природе, но полная сдача ей. Это значит, быть преданной своей сущности и своим потребностям. Женственность не была несовместима с женской природой, но она была её выражением. Какое безумство, какое извращение, какую чушь, мне вбивали в голову на Земле!

– Ах, простите меня, Леди Шейла, - сказал Лигуриус, как если бы обеспокоенно.
– Держа Вас этим способом, я почти забываю, что Вы -свободная женщина.

Он, наконец, выпустил меня и убрал свои руки.

Я выпрямилась, и, обернувшись, отскочила от него, как будто это мне самой удалось освободиться. Лигуриус даже поклонился мне в пояс, как если бы в глубоком извинении. Но при этом он ехидно улыбался.

Я был испугана. Я решила, что должна бороться со своей женской сущностью. Я знала, конечно, делать это будет нелегко, и что исполнение задуманного, лежит далеко от моей недвусмысленно выраженной женственности, что оно разбивает и отрицает её. Но именно это, к моему собственному ужасу, я собралась сделать. Просто я ужасно боялась своей женственности, и особенно того, к чему она могла меня привести.

Таким образом, в тот момент я для себя решила, что моя женственность, а значит и моя женская сущность, должны быть отрицаемы и забыты. Я больше не должна быть такой простушкой, чтобы притворяться самой себе, что моя женственность это именно то, что мне нужно. Я больше не верила этой пропагандистской глупости.

Опасностью для меня, и я теперь поняла это предельно ясно, была именно моя женственность.

Отныне, открыто и честно, от этого надо отречься. Именно этого стоило больше всего опасаться, именно это было наибольшей опасностью для женщин - их собственная женственность, то, что спрятано, глубоко в их сердцах и животах. И я боялся заглядывать так глубоко внутрь своего «я», ибо боялась того, что могла бы там найти.