Кипр – Кровь и Вера

Их разговор был прерван появлением кардинала Прини, который подвёл к ним пожилого человека в скромной, но явно дорогой одежде.

— Ваше Высочество, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Прини, — позвольте представить вам мессера Пьетро Бембо, хранителя папской библиотеки и одного из величайших знатоков восточных древностей и реликвий.

Старик почтительно поклонился.

— Для меня огромная честь встретиться с вами, — произнёс он дрожащим от волнения голосом. — Особенно с вами, монсеньор Крид. Человеком, которого избрало само Копьё.

— Мессер Бембо изучал все доступные Ватикану тексты о Копье Лонгина, — пояснил кардинал Прини. — Его Святейшество считает, что его знания могут быть полезны для вашей миссии.

— Я буду рад любой информации о реликвии, — искренне ответил Крид. — Хотя я и являюсь её хранителем, многие аспекты её природы остаются для меня загадкой.

Старый библиотекарь оглянулся по сторонам, словно опасаясь быть подслушанным, затем тихо произнёс:

— Не здесь, монсеньор. Есть вещи, которые не следует обсуждать даже в столь избранном обществе. Если позволите, я хотел бы встретиться с вами завтра в библиотеке. Там я смогу показать вам некоторые манускрипты… проливающие свет на истинную природу Копья.

Крид переглянулся с принцем, получил его одобрительный кивок и ответил:

— Я буду рад посетить библиотеку утром. Скажем, после первой мессы?

— Только об одном прошу вас, монсеньор, — библиотекарь смотрел на него с искренним беспокойством. — Не позволяйте Копью управлять вами. Помните, что вы — человек, пусть и необычный. У вас есть душа и свободная воля. А реликвия, какой бы могущественной она ни была, остаётся инструментом.

Крид внимательно посмотрел на старика и увидел в его глазах искреннюю заботу, а не просто академический интерес учёного.

— Я ценю ваше предупреждение, мессер Бембо, — сказал он. — И обещаю сохранять бдительность. За свою долгую жизнь я научился тому, что даже самые могущественные артефакты не должны затмевать человеческую мудрость и милосердие.

— Вы говорите как человек, действительно проживший много жизней, — тихо заметил Бембо. — Это успокаивает меня. Возможно, именно такой хранитель и нужен Копью — тот, кто видел достаточно истории, чтобы не поддаться искушениям власти.

Их разговор был прерван появлением молодого священника, который почтительно поклонился Криду.

— Ваше Высокопреосвященство, Его Святейшество просит вас присоединиться к нему в частной аудиенции. Если вы закончили с мессером Бембо…

— Да, мы закончили, — кивнул Крид, поднимаясь. — Благодарю вас за бесценные сведения, мессер. Я надеюсь, мы ещё встретимся до моего отъезда из Рима.

— Это будет для меня честью, монсеньор, — поклонился библиотекарь. — И… берегите себя. И Копьё.

Крид последовал за молодым священником через анфиладу залов и коридоров Апостольского дворца. По пути они встретили нескольких кардиналов, которые приветствовали нового собрата с подчёркнутой вежливостью, хотя в некоторых взглядах читалось плохо скрываемое недовольство. Внезапное возвышение чужеземца, не прошедшего традиционный путь церковной карьеры, вызывало у многих ревность и подозрение.

Наконец они достигли личных покоев Папы — скромно обставленных комнат, резко контрастировавших с великолепием официальных залов. Его Святейшество встретил Крида без церемоний, указав на кресло напротив своего рабочего стола, заваленного книгами и документами.

— Прошу вас, кардинал, присаживайтесь, — сказал Папа, отпуская сопровождающего священника кивком головы. — Нам есть о чём поговорить… в более приватной обстановке.

Когда за священником закрылась дверь, Урбан V внимательно посмотрел на Крида, словно изучая его лицо.

— Вы встретились с Бембо, — произнёс он утвердительно. — Что он рассказал вам о Копье?

— Достаточно, чтобы понять, что это не просто реликвия, Ваше Святейшество, — осторожно ответил Крид. — И что моя… связь с ним имеет древние корни.

Папа кивнул, словно ожидал такого ответа.

— Бембо — один из немногих людей, которым я доверяю в вопросах, выходящих за рамки обычной теологии. Он посвятил жизнь изучению священных артефактов и их влияния на ход истории. — Он сделал паузу. — Но даже он знает не всё.

Понтифик поднялся из-за стола и подошёл к неприметной двери, скрытой за гобеленом.

— Следуйте за мной, кардинал. Есть нечто, что я должен показать вам лично. Нечто, о чём знают лишь Римские понтифики, передавая эту тайну от одного к другому.

Заинтригованный, Крид последовал за Папой. За дверью оказалась узкая винтовая лестница, ведущая вниз, в недра Ватиканского холма. Они спускались при тусклом свете факелов, установленных в нишах вдоль стен. Воздух становился всё холоднее и суше, а тишина — всё глубже.

— Мы находимся глубоко под базиликой Святого Петра, — объяснил Папа, когда они миновали очередной поворот спирали. — В месте, которое существовало ещё до постройки первой церкви на этом холме. Римляне называли его Ватиканским некрополем.

Лестница наконец привела их в небольшой круглый зал с куполообразным потолком. В центре зала стоял каменный алтарь, на котором покоился древний деревянный ларец, окованный потемневшим от времени серебром.

— Здесь, — тихо произнёс Папа, указывая на ларец, — хранится одна из самых охраняемых реликвий христианского мира. Не самая известная, но, возможно, самая значимая для понимания природы Копья, которое вы носите.

Он достал маленький ключ, висевший на шее под папскими одеяниями, и бережно открыл ларец. Внутри, на подушке из выцветшего пурпурного шёлка, лежал свиток, настолько древний, что казалось, он рассыплется от одного прикосновения.

— Это записи Иосифа Аримафейского, — пояснил Папа. — Того самого, кто снял тело Христа с креста и положил в свою гробницу. Они написаны на арамейском языке и повествуют о событиях, последовавших за распятием.

Крид склонился над свитком, чувствуя, как Копьё за его спиной словно отзывается на близость этого древнего документа — лёгкая пульсация энергии проходила через его тело.

— Я могу… — он вопросительно посмотрел на Папу.

— Да, вы можете прочесть его, — кивнул тот. — Фактически, я думаю, вы должны это сделать.

С величайшей осторожностью Крид развернул свиток, стараясь не повредить хрупкий пергамент. Письмена были выцветшими, многие слова едва различимы, но он с удивлением обнаружил, что может читать этот древний текст. Словно знание языка, погребённое в глубинах его памяти, вдруг всплыло на поверхность.

«В третий час после того, как наш Господь испустил дух, — читал он, — я, Иосиф из Аримафеи, получил разрешение от Понтия Пилата забрать тело для погребения. Когда я пришёл на Голгофу, там оставался римский центурион, тот самый, который пронзил бок Господа копьём. Он стоял, неподвижно глядя на крест, а в руке его всё ещё было то самое копьё, с которого капала кровь и вода…»