Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8

– А сама охрана? – спросил Матя. – На вышках, в зоне?

– Заткнись, – сказал Алмазов. – Обойдется.

Алмазов не верил, что взрыв может ослепить за километры.

Матя проследил взглядом за тем, как связисты не спеша спускаются с вышки. Они сматывали за собой провод телефона. Видно, поддерживали связь с пунктом управления. Матя посмотрел в ту сторону. В двадцати шагах, расстелив на крыше плащ-палатку, сидели два телефониста и командир – все из НКВД.

– Ну, скоро там? – спросил Ежов, не глядя на Матю.

– Осталось двадцать минут, – ответил Матя.

– Поторопитесь. Даю вам десять минут, – приказал Ежов. – А то мы здесь все вымерзнем.

– Нельзя. – Матя подошел поближе к наркому, чтобы не кричать.

– Почему?

– Там связисты – они проверяют линию. Когда они кончат, выйдут из зоны, мы дадим сигнал.

– Можно было вчера проверить.

– Вчера тоже проверяли.

Ежов топнул ножкой. Ножка была в пилотских унтах. Ежову не было холодно. Просто у него было плохое настроение.

– Где кнопка? – спросил он высоким гневным голосом, в его горле что-то клокотало, как у петушка, который вот-вот запоет.

– Какая кнопка? – не понял Матя.

– Которая взрывает.

– Здесь. – Матя показал на взрывную машинку, что стояла сзади под охраной двух чекистов.

– Тогда я сам взорву все к чертовой матери! – сказал Ежов и направился к машинке.

Матя не поверил тому, что нарком может это сделать. Но Алмазов был сообразительнее.

– Николай Иванович, подождите! – Он успел встать между машинкой и Ежовым. Ежов уткнулся в него – он не доставал Алмазову и до плеча. – Еще не готовы кинооператор и фотографы.

– Черт с ними! – Ежов попытался отодвинуть Алмазова с дороги.

– Самолет, который будет вести съемки с воздуха, – почти закричал Матя, – прилетит точно в срок!

Он хотел было напомнить о связистах, которые погибнут, но понял, что этим Ежова не остановить. О других людях, оставшихся и оставленных в обреченном городе, о которых он знал или догадывался, он предпочитал не вспоминать хотя бы потому, что имел основания полагать, что среди них была Альбина.

– Хрен с ним, с самолетом! – Нарком был в тяжелом похмелье. Он плохо соображал, что делает и говорит.

Но Вревский, наклонив к наркому коротко остриженную голову, сказал негромко, но услышали все:

– Нам нужны эти фильмы, товарищ нарком. Мы их должны показать товарищу Сталину. Что мы ему покажем?

– Мы скажем… – Запал Ежова угасал. И тут же гнев начал подниматься вновь, на этот раз он был направлен против операторов.

– Так где они, мать их? Где твои фотографы?

Подошел Френкель – он уже сообразил. Он протянул наркому серебряную стопку. Тот, не заметив, что делает, вбросил в рот содержимое.

– Их сейчас приведут, – сказал Алмазов. – У нас все рассчитано. Главное сейчас – чтобы лишние ушли отсюда. Вы же понимаете, товарищ нарком.

– Кто лишние?

– По списку, подписанному вами, здесь остается десять человек. – Френкель достал список из кармана кожаного с меховым воротником пальто.

– Пускай уходят. – Ежов поскучнел, и Алмазов отошел от него.

Матя посмотрел на часы. До взрыва оставалось еще десять минут.

Через чердачную надстройку на крышу вышли оба фотографа и кинооператор, все трое тащили за собой штативы. И Матя пошел к ним, чтобы показать, где устанавливать камеры, – там, где кончались мешки, на открытом месте. Камерам бруствер только бы помешал.

Матя раздал фотографам и кинооператору черные очки и велел надеть их через пять минут. Оператор примерил и сказал:

– В них работать неудобно.

– Ну, как знаете, – сказал Шавло. Еще не хватало уговаривать идиотов. Хазин, который кое о чем догадывался, очки надел. Заранее. «Еврей, – подумал Матя. – Они всегда осторожные, чуют и остаются живыми там, где русские погибают».

Матя подошел к перископу.

Алмазов стоял у надстройки и смотрел, как один за другим туда уходят охранники и офицеры из свиты наркома. Сам нарком отошел к понижению в бруствере, сделанному для него, и стоял мрачный, руки в карманах. Френкель на шаг сзади. Вревский подошел к перископу – он следил за тем, что делал Матя, и повторял его движения.

Матя обошел всех и раздал черные очки.

Их надели Алмазов и Вревский.

Френкель держал очки в руке. Но ждал, пока их наденет нарком.

– Связь есть! – крикнул лейтенант от телефона. – Сигнал проходит.

– Тогда мотайте отсюда и ждите на шестом этаже. К окнам не подходить, – приказал Алмазов.

Чувствуя опасность, оба связиста поспешили к выходу.

Три минуты до взрыва.

Издалека послышался шум мотора – самолет показался с севера, он шел на высоте километра. Все было правильно.

Матя взглянул в перископ. Городок был пуст и напряжен – он ждал гибели. И Матя должен был его убить. Хотя на ручку машинки нажмет Алмазов. Так договорено.

По ратушной площади шел человечек – Мате не хотелось на него смотреть – почему он там ходит?

– Ну давайте! – закричал Ежов. – Чего вы там! Самолет уже над объектом!

Это только казалось – самолету оставалось больше километра.

– Начать съемку! – приказал Матя.

– И нам тоже? – спросил фотограф Хазин.

– Вот именно!

Алмазов пошел к машинке. Присел рядом с ней. Поглядел на часы.

– Как в аптеке! – крикнул он Мате. Алмазов волновался. Хазин поднял аппарат и сделал снимок. Матя надел черные очки, и все стало туманным и лишь угадываемым.

– Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, – говорил он, все замедляя счет. Ему показалось, что, если считать медленнее, тот идиот уйдет с площади и останется жив.

– Скорее! – закричал нарком. – А то я сейчас сам рвану! Давай!

И Алмазов, подчиняясь Ежову, нажал на рукоять.

И в первое мгновение ничего не произошло.

Первое мгновение было субъективно таким долгим, что Матя успел за него прожить часы горечи и унижения, провала дела всех этих лет… Он даже хотел крикнуть Алмазову, что связь оборвалась и надо ее снова проверять, как в черных очках, в центре, перед самыми глазами начала расцветать и расти огненная, ослепительная даже сквозь черные очки искра. Искра превращалась, клубясь и молча раздуваясь, в огромный пылающий шар, который, словно внутри его крутились черти, двигался, жил, рос, грозя заполнить весь мир и сожрать их, столь неразумно оставшихся на этой крыше.