Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
– Профессор Семирадский. Свердловский университет.
– Альбина Лордкипанидзе… Только я боюсь, профессор, – догадалась об ошибке Альбина, – что вы ждете кого-то другого. А мы просто так пришли.
– Просто так? – Рука профессора, протянутая к Андрею, замерла в воздухе. – Вы не комиссия?
– Мы не комиссия, – печально произнес Айно, расстраиваясь от того, как горько воспринял эту весть профессор.
– Тогда зачем вы здесь? Ведь поймите же – это народное достояние! Ценнейшее достояние. Я не позволю такого изуверства! Я дойду лично до товарища Ежова…
Профессор начал филиппику на высоких тонах, но голос его с каждым словом
Они последовали за профессором, потому что он хоть и не приглашал внутрь, но и не запретил войти.
В амбаре было почти темно, только в одном месте сквозь щель в деревянной стене пробивался красный горизонтальный луч солнца…
Слон не стоял, как принято, а лежал на куче ветоши и тряпок, но он увидел, что пришли люди, и, возможно, как и профессор, надеялся на приход какой-то комиссии – он приподнял голову и шевельнул хоботом, упорно глядя на Андрея маленькими слезящимися глазами.
– Вы его не спасете, если не принять немедленных мер, – сказал профессор, словно обращался именно к комиссии по спасению слона. – Но его спасут ведро портвейна, горсть аспирина и, главное, теплое помещение. Ему нельзя лежать – поймите же, если слон лег, то дело плохо! Неужели так трудно понять очевидные вещи?
– Мы заключенные, – сказал Айно. – Мы не можем помочь. Мы никогда не видели портвейна.
– Я понимаю вашу шутку, – откликнулся профессор, – но я не могу находиться рядом с животными, которых так мучают! Здесь же нет отопления, этой ночью был мороз, наверное, градусов в десять. А чем я могу накрыть простуженного слона?
Слон все понимал, он тяжело вздохнул и попытался что-то выговорить хоботом, но только ухнул и захрипел.
– Потерпи немного. – Альбина высвободила пальцы из рук Андрея и подошла к слону. Андрей хотел было остановить ее, но понял, что это будет неправильно.
Альбина присела перед слоном на корточки, а мужчины стояли неподвижно и слушали, как она говорит слону:
– Ты потерпи, еще немного осталось. Ян нас всех убьет, наверное, завтра, зачем ему тратить на нас горячий суп, правда? Ты еще одну ночь потерпи, бедный мой. – Она прижалась щекой к округлой выпуклости слоновьего лба и что-то еще шептала слону, а тот пошевелил грязной, морщинистой задней ногой, стараясь, видно, подняться, но ничего не вышло.
Потом они пошли наружу. У дверей Айно вдруг вспомнил, остановился, стал копаться в кармане брюк.
– Подождите, – сказал он.
Эстонец вытащил из кармана кусок сахара и подул на него, чтобы сдуть пыль и крошки. Потом протянул его Альбине, которая шла последней, и сказал:
– Если хочешь, то можешь отдать. Это полезно.
Альбина протянула руку и взяла этот кусок, как будто жемчужину, и Андрей увидел, как она смотрит на Айно. И ему стало горько, и грустно, и даже стыдно, хотя он и не мог бы принести сюда сахар, потому что его кусок сама Альбина спрятала за топчан. Взгляд Альбины был несправедлив по отношению к Андрею.
– Ну что вы! – закричал профессор. – Это уж лишнее!
Но возглас его был подобен возгласу матери, которая возмущается слишком ценным, на ее взгляд, подарком для ее ребенка, а в самом деле она благодарна сверх меры.
Альбина вернулась к слону и протянула ему кусок сахара на открытой ладошке. Слон, двинув в сторону хобот, осторожно вытянул треугольную нижнюю губу, и Альбина положила кусок сахара на губу. И странно – слон не хрупал, он
начал сосать сахар.Они вышли из амбара, и профессор сказал:
– Не уходите. Одну секунду.
Он снова скрылся в амбаре, и слышно было, как он там возится.
– Приходите к нам пить чай, – сказала Альбина эстонцу. – У нас с Андрюшей еще много сахара.
И это слово – Андрюша, – произнесенное обыкновенно и мягко, сразу примирило Андрея с Альбиной.
– Конечно, приходите, – сказал Андрей.
Профессор Семирадский вытащил из амбара латаный мешок.
– Здесь бурак и картошка, мне выделяют для животных.
– Ну что вы, – сказал Андрей, – мы не голодные.
– А потом станете голодные, – сказал профессор. – Нам с животными хватит, не беспокойтесь. К тому же ваша дама справедливо заметила, что нас вряд ли здесь долго продержат живыми.
Профессор проводил их до арки, ведущей в зоопарк. Звери узнавали его и подходили к решеткам.
Профессор, оказывается, заведовал кафедрой зоологии на биофаке университета, его арестовали три недели назад и даже не допрашивали, а привезли в зоопарк, где уже были подготовлены к отправке животные. Вместе с профессором было два служителя, но один по пути пытался убежать, и его застрелили, а второй болеет, лежит в фургончике рядом с амбаром – там они с профессором и живут.
Они постояли у выхода, как будто надо было продолжать знакомство, потому что они были приятны друг другу. Андрей сказал:
– Если сможете, то заходите к нам – хоть сегодня вечером, мы живем в синем доме за ратушной площадью.
Профессор отмахнулся:
– Как-нибудь в другой раз. На кого я оставлю зверей? А потом, может быть, они все же пришлют ветеринара и лекарства? Ведь вы допускаете такую мысль?
– Конечно, – сказал за всех Айно.
– И лучше не показывать мешок, – предупредил профессор, – здесь везде есть охранники, только они не всегда очевидны.
Они пошли дальше, а когда Андрей обернулся, он увидел, что маленький профессор все еще стоит в арке под надписью «ZOO».
Тундра была разбита гусеницами и колесами, снега здесь и в помине не осталось – черная открытая земля лучше прогревалась солнцем, и мерзлота ушла глубже. Потому дальше была глубокая грязь, перемешанная с кирпичами, щепками, железками, – то ли подкладывали под колеса забуксовавших машин, то ли этот сор попал сюда случайно.
Разбиты были все подходы к вышке, которая оказалась вблизи куда выше, чем издали. Она была ажурная, сужалась кверху и стояла на массивной бетонной подушке. Наверх вели лестницы, а в центре ходил открытый лифт, который останавливался на площадке, видно, немалой, судя по фигуркам людей, суетившихся вокруг металлического ящика метра в полтора в диаметре и больше четырех метров длиной. От ящика тянулись провода к другим приборам, стоявшим там же, или разбегались прочь, к столбам, вокруг башни и уходили вдаль.
Именно этот ящик, в котором не было ничего зловещего, стенки которого мирно поблескивали под последними лучами солнца, а люди, не опасаясь, приспосабливали, готовили его для какой-то цели, и был судьбой не только тех, кто его сейчас окружал, но и всех обитателей Берлина, и академиков в шараге, и заключенных в лагерях…
Андрей хотел бы подойти поближе, в пустой надежде разглядеть и понять, что же это за штука, в которой, как в ящике Пандоры, таятся неведомые беды, но дальше, до колючей проволоки, окружавшей башню и строения, к ней принадлежавшие, шла открытая местность.