Klangfarbenmelodie

Ухо обожгло прерывистым дыханием:

— Люблю тебя…

Аллен лениво улыбнулся, так и чувствуя непроизвольно сотрясающую тело дрожь, и завозился в объятиях мужчины, поворачиваясь к нему лицом и дразня зудящие от пощипываний соски соприкосновением с горячей кожей. Микк расслабленно мерцал глазами, и, когда юноша потянулся поцеловать его, ласково погладил его по испещрённому письменами шрамов боку, заставляя шумно вдохнуть и запоздало закраснеться, уткнувшись носом в ключицу.

— И я тебя… — громче хриплого шепота не вышло — Аллен сипел, так толком и не восстановив дыхание, и не мог не улыбаться, совершенно по-идиотски — и совершенно счастливо.

Интересно, все счастливые люди становятся немного идиотами?..

Тики обнял его, сбивая запачканный плед в ноги, и укрыл их одеялом, а юноша прижался к нему в поисках тепла и, совершенно разнеженный и уставший, не заметил даже, как тут же уснул.

Снилось ему что-то приятное, цветастое и успокаивающее, а до ушей доносился прекрасный женский, поющий что-то тягучее и на испанском.

Проснулся Аллен оттого, что солнце светило ему прямо в лицо. Он неприязненно поморщился, утыкаясь носом в подушку, и сердито выдохнул, когда всё же понял, что спать больше не хочет. Поясница, правда, от любого движения слегка побаливала, и осознание причины сразу же заставило юношу нещадно покраснеть и краем глаза взглянуть на сопящего Тики, вновь обнимающего его всеми конечностями как какую-то игрушку.

Это было слишком мило, пожалуй, чтобы вставать сразу — потому что у мужчины было слишком мирное и спокойное лицо во сне (как видно, он и сам спал без кошмаров). Уолкер нечасто видел его таким… беззащитным, чаще Микк просто в изгибе губ даже мог выразить целую гамму чувств, и это ужасно подкупало в нем. Именно поэтому юноша осторожно завозился, устраиваясь поудобнее, и потерся носом о кожу Тики — пылающую и гладкую.

В следующий раз уже Аллен будет его исследовать. Просто… просто оседлает его и будет целовать, ласкаться, тереться от него и метить его. Потому что покусанные плечи горели нещадно, давая знать о том, какие наверняка смачные на них остались следы от зубов Микка, и поясница ныла. О да, юноша знал, что она каждый раз теперь будет ныть (а ему вообще-то ужасно хотелось, чтобы эти «разы» происходили теперь… часто, да), но все-таки… на Тики его меток было не так уж много — всего лишь несколько засосов на груди и шее, которые Уолкер даже не помнил, когда оставил.

Хотя вообще-то уже существование этих отметин (сделанных только и исключительно Алленом — а кем же еще, черт подери) смущало юношу донельзя. Потому что… господи, какой же он…

Как же хочется поцеловать и прикусить еще раз.

Но Тики спал, и будить его не хотелось, а потому юноша просто пожирал глазами тело мужчины и легко гладил его по боку.

И потом… если сегодня утром количество меток на них обоих увеличится, это же… это же надо будет как-то объяснить Неа, верно?.. А говорить с братом на эту тему Аллен пока не хотел, и даже не потому что смущался своей связи с мужчиной (который был другом старшего Уолкера и вообще-то старше Аллена на приличное количество лет), а потому что Неа непременно начал бы сыпать нравоучениями и руганью. Юноша уже слышал угрожающие нотки в его голосе, когда раскрылось, кто же такая Алиса на самом деле.

Что же будет, когда брат узнает, что Аллен, чёрт подери, спит с его другом? И что, по сути, они его дурили эти несколько недель?

Уолкер горестно вздохнул, всё-таки не сдержавшись и легко чмокнув Тики в губы, и подумал, что в холодильнике у него снова сплошные полуфабрикаты, а то, что он наготовил ему дня три назад, уже съедено, а потому необходимо было встать, помыться и приготовить завтрак (или даже уже обед) до того, как этот соня проснётся.

Выбираться из плена сильных горячих рук не хотелось, но юноша всё же собрался с мыслями и осторожно выскользнул из объятий, подсовывая сразу же зашарившему по кровати ладонями Микку подушку с каким-то маниакальным смешком и удовольствием, после чего тихо прокрался к шкафу, желая найти себе бельё и шорты с футболкой (понятное дело, оказавшиеся на пару размеров больше, но выбора никакого не было), и направился, тихо шипя от прошивающей поясницу боли, в ванную.

— Хорошо спалось, Алленчик? — вдруг донеслось из гостиной, когда юноша проходил мимо, и он от неожиданности даже подпрыгнул, с удивлением уставившись на Роад, которая, залившись краской, поспешно отвернулась. — Прикройся, развратник!

Уолкер ощутил, как загорелись щеки, и сердито зарычал. Да что ж такое, ни одного утра без этой малолетней стервы нельзя провести с Тики! Ну как так вообще можно, а?!

— Какого хрена ты снова притащилась?! — смущение пожирало его несмотря на злость, и Аллен поспешно прикрылся шортами, но Роад так просто было не пронять. Девчонка быстро обернулась и, пульнув в него каким-то пакетом, снова села спиной. Юноша видел, как как она тарабанит пальцами по подлокотнику дивана и ждет чего-то, но благодарить ее совершенно не собирался. А нельзя было до… ну часов до двух подождать хотя бы?!

— Одежду я тебе привезла, — наконец, поняв, что в благодарностях перед ней рассыпаться желанием не горят, буркнула себе под нос она и скрестила руки на груди. — И хоть бы спасибо сказал, что я весь вчерашний вечер носилась с твоим братом и отвлекала его, пока вы с моим дядюшкой обжимались на глазах у честного народа…

Уолкер фыркнул, все еще не слишком проникнувшись благодарностью к подруге, но уже заметно смягчившись. И колко заметил:

— Как будто тебе в тягость было, конечно. Не видел я, что ли, как ты на нем повисла, когда вы встретились в первый раз? Неужто всерьез его окрутить решила?

Роад обернулась к нему с таким восхищением на лице, что Аллен даже слегка опешил.

— Но он же такой потрясающий! — совершенно искренне воскликнула она, и юноша тряхнул головой, хмурясь. — Он столько всего знает, представляешь? Он рассказывал мне про физику и про взрывы, и про бомбы, и… и… — восторженно затараторила девочка, но Аллен перебил её круговым движением ладони, которое всегда работало на ней как останавливающее.

— Сначала — я в душ, а вот потом великодушно разрешаю тебе прожужжать мне все уши про моего прекрасного брата, поняла? — напряжённо проговорил Уолкер, тяжело вздохнув, и, после того, как Роад мелко закивала и отвернулась к своему планшету, пополз в ванную.

Когда спустя где-то четверть часа юноша привел себя в порядок и за ненадобностью вернул вещи Тики обратно в шкаф, отказывая себе в удовольствии потаскать их (футболки мужчины пахли ужасно вкусно, и из-за этого Аллен тоже ощущал себя как девчонка), Роад уже передислоцировалась на кухню, явно в ожидании того, что ее покормят.

Аллен вздохнул и полез в холодильник. Конечно же, все было опять забито полуфабрикатами (кто бы сомневался), но было еще кое-что, что, несомненно, порадовало юношу. На одной из полок стоял контейнер с заказанной на дом едой. На контейнере стоял логотип кафе, в котором работал Уолкер.

Юноша ощутил, как губы сами собой расползаются в улыбку, и тряхнул головой, с интересом осматривая содержимое. Удон с креветками. Кажется, кто-то заказал двойную порцию, но не рассчитал свои силы.

Подробнее изучив содержимое холодильника и навесного шкафчика над ним, Уолкер пришел к выводу, что ему не слишком тонко намекают на обещанную пасту, и легкомысленно пожал плечами. Отчего и нет, собственно, если тут даже в магазин бежать не надо?

А пасту Аллен и сам любил — это Неа был пристрастен к японской кухне, и, так как жили они вместе, готовить раздельно юноша просто не видел смысла.

На самом деле, юноша вообще был всеяден — с его аппетитом попробуй только быть придирчивым к пище. Адам постоянно смеялся, когда в детстве он воротил нос от моркови или помидоров, и невинно рассказывал, как ему самому в возрасте четырёх-пяти лет приходилось иногда лягушек и червей есть. Понятное дело, что после таких ностальгических воспоминаний Аллен перестал делать различия в продуктах и ел всё, всё дают.

— Ну так что там с моим братом? — отвлекаясь от приятных и одновременно самых гнусных мыслей (нельзянельзянельзя думать о Семье), поинтересовался юноша у жующей пряник Роад.