Klangfarbenmelodie

Сейчас…

За стеной слышался голос Аллена.

Тики распахнул дверь, толкая ее вперед так сильно, что она с громким звуком ударилась об стену… и застыл.

За его спиной послышался сдавленный возглас, а сразу следом за ним — глухой звук падающего тела.

Блять, Неа, я же только что зауважал тебя, пронеслось в голове Микка как-то уже на автомате, потому что он во всю глазел на тонкую спину Аллена, на то, как он держит в испачканных кровью перчатках чашку, и уловил где-то краем сознания, потому что в висках зашумело:

—…и вот если ты был безумен, отец, то я и, скорее всего, сойду с ума, да?

Шерил вежливо кашлянул, тоже ошеломлённый этой картиной, но быстро взявший себя в руки, однако юноша даже не обернулся в его сторону.

— Доброе утро, господин Камелот. Кажется, нужно устраивать похороны. И, будьте добры, вызовите хирурга.

Тики чувствовал, как всё в нём забурлило, вспенилось от переполнявшей его злости, потому что голос у этого ублюдка был спокойным, прохладным, отстранённым, таким, словно ему было совершенно плевать на то, что он сделал. На то, что бросил брата и любовника, чёрт подери.

На то, что убил Адама, тучное тело которого расположилось слева от юноши, по другую сторону стола, с перерезанным горлом, из которого хлестала кровь, впитываясь в татами огромным алым пятном, с мёртвыми рыбьими глазами. И улыбкой на бледном лице.

— Слушаюсь… глава, — поклонился Шерил, совершенно растерянный, и, метнув опасливый взгляд на напряжённо замершего на месте Тики и упавшего в обморок на пороге Неа, вышел в коридор.

Дверь хлопнула, оставляя Тики наедине с Алленом, отрезая от остального мира, и мужчина в этом уединении еще сильнее, еще отчетливее ощутил, как злость наполняет его, плещется в нем беспокойным морем, почти топит его в себе. Он в два шага сократил расстояние от двери до молча наблюдающего за ним Аллена — и хорошенько врезал мудаку, намереваясь сначала его отметелить, а потом — заставить отрабатывать свой должок.

Однако младший Уолкер даже не воспротивился — Тики ощутил, как костяшками пальцев в кровь разбивает ему губу, а белобрысый недоносок упал на спину как тряпичная кукла, неотрывно глядя на него из-под полуприкрытых век и чуть улыбаясь.

С такой снисходительностью, что стало тошно.

— Можешь меня избить, если тебе полегчает, — милостиво разрешил он, и Тики ощутил себя так ужасно, что…

Он никогда не ощущал себя таким преданным и обманутым.

Хотя нет — было уже когда-то.

Когда мама умерла, а Шерил остался у Адама на службе.

И когда он узнал, что его Алиса — это заносчивый младший Уолкер.

Может, все его чувства к Аллену — всего лишь самообман, а тот всегда был таким снисходительно-насмешливым и просто позволял делать с собой что угодно? И никогда действительно ничего не ощущал к Тики?..

Микк ощутил, как губы невольно кривятся к какой-то детски-обиженной гримасе, как будто еще чуть-чуть — и расплачешься, и сжал зубы, чувствуя, как злость медленно покидает его, испаряясь, и оставляет за собой только бездонную пустоту.

И только тут он заметил, что весь Аллен какой-то мертвый.

Как и человек, все еще лежащий напротив него лицом в стол.

— Что я должен сделать, Аллен? — устало выдохнул он вместо того, чтобы ударить юношу еще раз, и уронил вдоль тела занесенную уже для нового хука руку. — Скажи мне, я хочу знать. Может, еще раз попытаюсь.

Аллен чуть дрогнул губами — все такой же безразличный и похожий на тряпичную куклу — и негромко уточнил:

— О чем ты?..

Лицо у его было в крови: только что разбитые губы, капли на лбу, на носу, на щеках, уже засохшие, ярко выделяющиеся среди мертвенной бледности, а обычно искристые серые глаза сейчас смотрели на Тики с ледяной снисходительностью, с той самой холодностью, которой так боялся мужчина ещё совсем недавно. С холодностью Адама.

А ещё Аллен не сопротивлялся. Совершенно безвольный и позволяющий словно делать с собой всё, что ему вздумается, юноша лежал под ним и улыбался самыми уголками разбитых губ, вновь напоминая этим Адама.

Сейчас мертвяком валявшегося в нескольких метрах от них.

Он же был отцом редиски. Родным отцом, который убил племянника, чтобы лишить сына семьи и слабости, от которого скрывались Уолкеры, которого любил Аллен (потому что Тики напоминал ему Адама, как такое вообще могло быть?), который был безумен.

— Что я должен сделать, чтобы ты наконец начал доверять мне? — устало спросил Микк, чувствуя себя высушенным фруктом; чувствуя себя потерявшимся ребёнком, у которого из-под носа утащили что-то ясное и понятное и оставили перед неизвестностью.

Аллен дернулся, дрогнул пальцами, наконец выпустив из рук чашку (как оказалось, уже пустую) и позволив ей покатиться по полу, и посмотрел на Тики как-то по-новому.

Странно.

Как будто о чем-то думал.

Мужчина не стал дожидаться ответа. Он выпрямился, отвернулся от юноши и направился к выходу. Шерил не мог не прислать за валяющимся в коридоре в обмороке Неа, а другу еще надо как-то объяснить все увиденное и должным образом его успокоить.

Да и потом… видит бог, Тики старался. Может, этого было слишком мало, но он не знал, чего еще хотел от него Аллен.

Что еще ему нужно.

Он готов был сделать ради него что угодно. Тот и слушать его не захотел, не то что за помощью обращаться. Наверное, он скорее сдохнет, чем когда-либо это сделает, а Микк, он… он не знал, что предложить юноше еще.

Что еще, кроме «все что угодно» нужно Аллену.

— Стой, Тики, — вдруг позвал его юноша тихим надтреснутым голосом, и мужчина… не выдержал — обернулся.

Юноша сидел на коленях и смотрел на него в упор, уложив правый кулак на стол, а Микк смотрел в ответ и видел, как глаза у Малыша словно бы ожили — если минуту назад они были совершенно пустыми, прозрачными, стеклянными, адамовскими, то теперь в них вспыхнул огонёк чего-то живого, чего-то, что принадлежало только Аллену.

— Мне… мне ничего не нужно… просто… — зашептал он потерянным тоном, и Тики заметил, что седые волосы у него тоже были измазаны в крови. — Мне… просто… — но мужчина перебил его, чувствуя себя раздражающе хрупким и трескающимся.

— Я, наверное, недостаточно хорош, чтобы быть рядом с тобой и защищать тебя, да, Аллен? — с усмешкой поинтересовался Микк, не находя в себе сил приблизиться к юноше, а потому так и остался стоять на месте. Адам смотрел на него своими рыбьими глазами и улыбался.

Юноша вздрогнул, медленно хмурясь и непонимающе поджимая задрожавшие губы, становясь словно бы ещё чуточку живее, чем был мгновение назад.

— Нет, — выдохнул он, мотнув головой.

Тики ухмыльнулся, фыркнув, и отвёл взгляд от профессионально перерезанного горла старика, из которого небольшими порциями капала на татами кровь. На улице во внутреннем дворике росла вишня. Та самая вишня, которую он видел ещё в кабинете Шерила.