Klangfarbenmelodie

Мужчина вздохнул и ущипнул Малыша за бок, слишком сильно не желая видеть его таким ледяным, и юноша тут возмущённо надулся, стремительно краснея больше от злости, чем смущения, и, фыркнув, пихнул Микка в плечо, после чего под пристальным взглядом Неа (ну что за курица-наседка, а) сел за стол.

— Да что с вами такое? — минут через пять напряженных переглядок выпалил старший Уолкер, и Аллен тут же дернулся, отрываясь от своей еды и глядя на него как-то даже слегка испуганно. И — виновато.

Начинается… Тики не имел ничего против того, что друг любит Малыша и не хочет его терять, но это был перебор. Это было слишком — Аллен был как красна девица, которой Неа запрещал то и это, потому что у него самого, видите ли, психологическая травма, с которой он явно не слишком боролся. А Аллен, решив остаться рядом с братом, теперь как будто взял себе за правило подчиняться всем его охам.

Какой-то деспотизм в чистом виде.

Если бы Шерил в свое время запретил Тики заниматься стрельбой, мужчина бы просто его послал. И сейчас ему казалось, его брат это понимал, потому что как только Микк заикнулся в детстве о стрельбе после долгого и сосредоточенного рассматривания огнестрелов разных видов, он сам его принялся учить.

— Ну ты же хотел, чтобы мы подружились, — заставляя Малыша чуть расслабиться, вздохнул Тики, переводя на Неа пристальный взгляд. — В чем дело?

— Да просто это подозрительно, что вы так резко!.. — обиженно воскликнул мужчина, надувшись, и Аллен вдруг прыснул в кулак, задорно зажмурившись, на что старший Уолкер сразу же умиленно растаял в лужицу, бросив на Микка очередной подозрительный взгляд, но расспрашивать перестал, явно довольный уже просто тем, что редиска хотя бы улыбается. — Ла-а-адно, чёрт с вами, — примирительно и даже покровительственно (словно отец, который разрешал ненаглядной дочери разговаривать с мальчиками) протянул он, состроив важный вид, от которого хотелось рассмеяться, и Тики усмехнулся, в душе поражаясь отношениям этих двоих.

Если сначала ему казалось, что Аллен был неблагодарным придурком, который плевал на всех окружающих, то теперь мужчина всё больше понимал, что и сам Неа во многом виноват со своей странной политикой запретов.

Но братья на то и братья, чтобы быть такими похожими в некоторых чертах. У Уолкеров, видимо, это был идиотизм. Ведь им стоило лишь разок хорошо поговорить, выяснить всё, но они просто боялись этого.

Тики вздохнул, взглянув на часы, и как раз в этот момент Аллен, поспешно доевший свою шестую тарелку лапши (и как в него вообще столько помещается?), встал из-за стола и, попрощавшись со всеми, выскочил их кухни, а потом и из квартиры.

Мужчина отставил в сторону свою тарелку, как только в комнате воцарилась тишина. Неа смотрел на него как бирюк — недоверчивый, подозрительный и какой-то почти обиженный тем, что Аллен отнесся к нему более тепло.

— Ну что, — вздохнул Микк, — поговорим?

Старший Уолкер поджал губы и набычился, становясь непривычно колким и неприятным. С таким, с ним даже в одном помещении находиться желания никакого не было, и будь Тики чуть более гордым — он просто развернулся и ушел бы, оставив дурака самого разбираться с заваренной кашей, наплевав на то, что этот самый дурак — его друг.

— Нотации мне читать будешь?

— И буду, — мужчина дернул плечами и склонил голову к груди. — Скажи, Неа… Ты говорил, музыкой ему запрещаешь заниматься, верно? Из-за чего ты это делаешь? Ты боишься, он пальцы о клавиши поранит? Или что в нотных листах утонет?

— Я уже говорил, по какой причине, — напряженно отозвался тот, сердито вздергивая нос. — Не заставляй меня повторять!

— А ты повтори все-таки, — не сдавался Микк. — И подумай, ты о ком заботишься — о себе или о нем.

Неа буквально взбешённо вскинулся, сжав кулаки и шумно задышав, но Тики этим было не напугать — он чётко поставил себе цель заставить Уолкера разобраться во всей этой ситуации и вникнуть в неё самому, чтобы понимать, как общаться с редиской, который был намного мягче в плане скрывания своих тайн, но таким же упрямым и твердолобым.

— Я забочусь о нём, — по слогам, внося столько напряжённой злости в каждый звук, чуть ли не прошипел Неа и сразу же обессиленно выдохнул, взмахнув руками. — Ну зачем ты это вообще спрашиваешь, Тики? Тебе-то что за дело, а, чёрт раздери?

— О, правда? — ядовито ухмыльнулся Микк, подаваясь вперед, к сидящему напротив другу, и подпирая кулаком щеку. — Ну, а теперь давай, расскажи мне, чем музыка может ему навредить? Можешь мне вмазать, конечно, но тогда ты многого не узнаешь и не поймешь, — заметил он, как только друг снова вскинулся, сверля его мрачным взглядом. — У меня никто так к своей семье не относятся, я в других устоях вырос. Расскажи мне, Неа, это только у вас, англичан, так принято — ущемлять своих близких в том, чем они хотят заниматься больше всего?

— Он не хочет заниматься музыкой! — Неа со все своей немалой силой саданул по столу и вскочил на ноги. — И не должен! И не будет! И не лезь в это! — взбешенно выпалил он — и тут же замолк, как только понял, что именно сказал и кому.

Наверное, вспомнил, что именно Тики приехал вынимать из его брата пулю, когда Кросс не отозвался, и что именно Тики унимал его истерику, когда Малыш сбежал сначала из больницы, а потом и из дома.

Хотя… кто знает, что ж. Чужая душа — потемки.

— Ну, а ты мне все-таки скажи, — не унимался Тики. — Нет, ты можешь не говорить, конечно, — задумчиво пожал плечами он, глядя на друга откровенно снизу вверх и специально подчеркивая то, как тот над ним возвышается. — Но не скажешь ты этого потому, что себе признаться боишься. Мне-то твоя причина известна.

Неа озлобленно втянул носом воздух, становясь совершенно рассвирепевшим, и напрягся всем телом, словно кошка перед прыжком, но Микк сидел так же невозмутимо, как и до этого, не позволяя запугать себя такими идиотскими попытками.

— Да с чего ты вообще это взял? — взбеленился Уолкер, и вены на его шее от гнева вздулись.

Как же всё-таки они с Алленом любовно охраняли свои тайны.

Тики холодно усмехнулся, чувствуя, что ему ужасно хочется дать мужчине по голове, чтобы хоть немного успокоился, и нарочито спокойно принялся говорить:

— Аллен мне сам рассказал. Про Ману, — Неа потрясённо уставился на него, словно не верил, что редиска мог рассказать что-то такое. — Видел бы ты, как он страдает оттого, что Мана умер. Считает, что именно он убил его.

Мужчина специально не стал рассказывать про то, что Малыш также поделился и тем, что является наследником. Что ненавидит себя за то, что Адам охотится на них.

Аллен вообще оказался тем ещё забитым подростком.

И это очень удивляло Микка.

Потому что Алиса словно фонтанировала жизнью и энергией. Заряжала своими эмоциями, была такой чувственной и чуть ли не горячей — она была словно огнём.