Клинки и крылья

Шляпа приехал в стан альсунгцев верхом на своей лошадёнке, но решил пока оставить её — захотелось пройтись пешком. Ближе к закату он покинул лагерь и направился на северо-восток, в сторону города. Стены Энтора, сложенные из светло-серого камня, казались желтоватыми и обманчиво-спокойными под лучами солнца. Подъездная дорога и холмы вокруг столицы кишели людьми: в другом лагере, к которому по-бунтарски не присоединился полководец Дорвиг, царила обыкновенная вечерняя суета — никаких признаков подготовки к новой атаке. Мелкие перелески — смешанная поросль вязов, буков и тёмно-зелёных сосен — яркими заплатками были разбросаны по окрестностям. Шляпа вздохнул: он отлично помнил времена, когда Энтор окружал густой охотничий лес… Люди вырубили его, отвоёвывая себе пространство для жизни. Что поделать: они всегда поступают так.

Зелёная Шляпа прошёл через выгоревшие остатки деревушки в десяток дворов (её жители, должно быть, бежали в город, спасаясь от захватчиков — а может быть, не успели сбежать…). Поднялся на ещё один пологий холм, поросший вереском, клевером и другой луговой травой; отсюда уже виднелись крыши самых высоких городских зданий и башенки замка вдали — кажется, там начинаются владения лорда Нииса. Стояла неправдоподобная тишина — будто где-нибудь в пустоши, а не возле шумной столицы королевства… Трактирщик двинулся дальше.

Огарки, оставшиеся от ещё одной деревушки, сохранились лучше. Со сжавшимся сердцем Шляпа увидел чей-то растоптанный башмак, который уже облюбовали муравьи, вогнанные в грязь черепки глиняного горшка, покрытый гарью, покосившийся забор… Перед деревенькой почти до самого городского рва простиралось вспаханное поле; не узнать теперь — рожь, лён, пшеница? Альсунгцы вытоптали посевы и даже (ради потехи?) изрубили в клочки пугало в пёстром тряпье. Зелёная Шляпа с грустной улыбкой покачал головой.

На закате, согласно уговору, он добрёл до громадного, выше человеческого роста, белого валуна — тут лежал легендарный Белый камень, вмявшийся в землю. Это место считалось священным, и паломники приходили сюда из всех королевств Обетованного; больше всех ретивости в разнообразных паломничествах и святынях проявляли, конечно, последователи Прародителя. Они верили, что, сотворив мир, Прародитель заплакал (кто знает — от счастья или от боли), и его слеза застыла в Обетованном, приняв облик Белого Камня. Те же, кто исповедовал веру в четырёх богов, исконную для Дорелии, Феорна и Ти'арга, утверждали, что Камень когда-то принёс и положил сюда сам Эакан, бог ветра — одному ему ведомо, зачем. Как бы там ни было, воздух рядом с Камнем дрожал от энергии, а земля пульсировала древним колдовством. Шляпа выбрал одну из множества протоптанных к камню тропок и поднялся к нему, приготовившись ждать. Свой узелок он осторожно положил на траву.

— Ну же, Миртау, — тихо позвал он через некоторое время. — Я чувствую, что ты уже здесь. Выходи.

Из-за валуна донеслось тонкое мяуканье, а следом за ним показался пухлый, белоснежный, как сам камень, кот. Он вальяжно выступил из тени и прогнулся в спине, потягиваясь; на Шляпу он даже не посмотрел, высокомерно не удостоив вниманием. Кошки есть кошки… Шляпа усмехнулся и вытащил из кармана жареную ногу цыплёнка, завёрнутую в тряпицу.

— Вижу, ты тоже рад меня видеть… Я не с пустыми руками, как ты и любишь. Давай уже, оборачивайся.

Шерсть кота потрёпывал лёгкий ветер. Он блаженно зажмурился — так, что глаза превратились в жёлтые щели, — а потом напряг лапы, совершил неуловимо быстрое движение… Короткая вспышка света, миг — и на месте кота сидел, гибко подогнув под себя ноги, белокожий юноша с круглым, словно луна, лицом. У юноши были янтарные кошачьи глаза; серебристо-белые волосы, которых не касались ножницы, напоминали невесомый пух. Бросив взгляд на цыплячью ногу, Двуликий фыркнул и грациозно поднялся.

— И ты действительно думал, что это подойдёт в качестве подарка для меня? Пережаренная на жирном отвратительном масле нога тощей птицы, которую к тому же наверняка недосолили?… Ты, как и прежде, слишком веришь в лучшее, боуги.

Зелёная Шляпа вздохнул с напускной скорбью. Он тоже, в знак вежливости, принял истинный облик, и теперь золотое шитьё на его зелёной бархатной курточке сверкало на солнце. Он бросил неугодную ножку на землю, щёлкнул пальцами, и она исчезла — теперь на её месте покачивал головкой одинокий красный мак.

— Между прочим, я унёс её из альсунгского лагеря, Миртау, — они говорили на языке тауриллиан, понятном почти всем существам с запада Обетованного; на языке, который был исконным, первым у людей и магов-Отражений. Зелёная Шляпа с наслаждением произносил родные звуки, в которых один проницательный некромант узнал бы смесь наречия Долины с древним ти'аргским… К чему скрывать: Шляпа безумно по ним соскучился. — Можно сказать, боевой трофей. Я подумал, что это достойное подношение для друга, пусть даже с твоим изысканным вкусом… Или жизнь во дворце тебя вконец избаловала? Прости, я забыл, как там тебя зовёт король Абиальд — Миртисом?…

Миртау абсолютно по-кошачьи сморщил нос.

— Такой жизни, досточтимый боуги, я не пожелал бы ни кентавру, ни агху… Ни кому-нибудь из твоих сородичей. Ты не ошибся, этот слабоумный зовёт меня Миртисом. Мерзкая людская кличка!.. Давай не будем сегодня о нём говорить. Только долг заставляет меня столько лет терпеть его пальцы на своей шерсти… — Миртау зашипел и вздрогнул от отвращения.

Шляпа рассмеялся и шагнул к нему, раскрывая объятия.

— Хорошо, друг мой, я не буду говорить о нём… Но всё-таки ты потолстел, — лукаво добавил он, похлопав Двуликого по голой мягкой спине. — Колбасы и сметана, а? И лучшая рыба Дорелии?

— О, если бы только это… — простонал Миртау, отстраняясь. — Но ещё ведь эта семейка, этот двор!.. Просто ужас. Абиальд не может справиться с войной и осадой: запирается в покоях, бормочет мне о своих горестях — безвольный слизняк! — пока его лорды и советники устраивают оборону. Он и раньше был не подарок, а теперь стал совсем невыносимым… Бесконечные фантазии, красивые безделушки, нытьё и никакого дела. Принц Инген — настоящее маленькое чудовище; если меня не затискают до смерти придворные леди, то прикончит именно он. Королева Элинор…

— Я наслышан о её величестве, — сочувственно прервал Шляпа. — Говорят, она разбирается в ядах лучше наёмных убийц из Кезорре.

Миртау поскрёб за ухом.

— Так и есть, пожалуй, — кисло подтвердил он. — И без парочки не-окончательных-идиотов в Совете она давно прибрала бы всю власть к рукам, отстранив Абиальда… О Шляпа! Знал бы ты, как я завидую твоей доле! Лучше уж держать гостиницу, чем мурчать для этих ослов!..

— Ну-ну, не всё так мрачно. Маскировка нам необходима — ты и сам понимаешь… К тому же кошачий облик для тебя всегда был роднее двуногого.

Миртау склонил голову на бок; будь у него в этой ипостаси усы, сейчас они бы обречённо обвисли.

— Разумеется, понимаю. Так гораздо проще наблюдать и вмешиваться, когда нужно… Но мне не хватает былых времён. Настолько не хватает, что я почти рад Хаосу, который ныне душит Обетованное, рад войне с Альсунгом. Знаю-знаю, для тебя это порочная радость, но, по крайней мере, какое-то разнообразие…

Как и Шляпа, Миртау был одним из тех, кто много веков назад добровольно покинул западные земли, чтобы присматривать за набирающими силу королевствами людей. Были, конечно, и те, кто остался на восточном материке с ещё более древней поры — те, кто не отплыл на запад вслед за свергнутыми тауриллиан: агхи, Отражения, несколько племён оборотней, некоторые (теперь — уже вымершие здесь) русалки и драконы… В ту эпоху Шляпа ещё не родился. Его выбор был сознательным, и никто из сородичей в посёлке не поддержал его. Уже тогда Шляпа знал, что обрекает себя на вечные прятки и вечное одиночество, и уже тогда смирился. Должен же кто-то направлять в нужное русло магию Обетованного, если уж люди иногда (пожалуй — всегда…) не справляются с этим, а Отражения подчёркнуто не вмешиваются.