Клуб "Твайлайт" Часть 2

Они говорили о мюзиклах, в том числе, о недавнем провале пафосного проекта 'Лето нашей зимы', к которому Савчук написал музыку. Муратов подозревал, что именно из-за этого провала композитор согласился сотрудничать с провинциальным театром. Хотя Савчук был не виноват - мюзикл провалился из-за амбиций молодой режиссёрши, до этого ставившей скандальные фильмы о молодёжных проблемах, проект просто не собрал зал: секс, наркотики и истерия зрителю приелись. Музыка Савчука была хороша, в сети уже ходили треки из 'Лета...', пользующиеся большей популярностью, чем сам спектакль.

– Ренат, -сказал вдруг Климентий.
– У меня к вам просьба. Найдите мне квартиру примерно на месяц, здесь, в Мергелевске. Есть желание работать над проектом, так сказать, вживую.

– Простите, Клим, но наш бюджет...
– смущенно признался Ренат.

– Всё за мой счёт. Хочу совместить работу с отдыхом. Я так давно не был у южного моря. Отдохну, проветрю мозги, может, что-нибудь напишу. И конечно, буду активно сотрудничать. А вдруг полюблю Мергелевск и никуда не захочу уезжать!

Муратов не стал скрывать, что рад. Савчук за один только вечер успел подкинуть несколько интересных идей. Ренат знал цену опыту, к тому же, с Климом было легко общаться. Был он на взгляд Муратова немного медлительным, но своё дело знал.

***

Если бы мои внуки выяснили, чем занимается их бабушка, они бы... меня поняли. А если бы об этом узнал мой муж, он бы даже объяснений не потребовал - привык.

Я каталась на троллейбусах, по разным маршрутам. Садилась на конечной и ехала через весь город. Путь вокруг бухты прекрасен, но осенью я люблю маршрут номер двенадцать - он проходит через парк, вьётся вдоль моря, (недолго, но в самой красивой части набережной), правда, потом углубляется в печальные джунгли новостроек.

Троллейбусы - это терапия. Они уверены в себе и искристы, они знают, куда им идти, жужжат, укачивают и успокаивают, они создают движение, иллюзию перемены мест, а мне всегда хорошо думается в поездках. Я устала. От работы и переживаний. Не знаю даже, чего было больше. Работа над пьесой закончена: текстовые партитуры отданы на милость режиссёра и композитора. Я могу спокойно вернуться к преподаванию в колледже, готовиться к курсу лекций, что предстоит читать в ноябре, но меня тошнит при одной только мысли о культурологии. Хочу дождаться пенсии и, как сейчас выражаются в пабликах, с хохотом умчаться в закат.

После Дня Города отношения с Муратовым стали натянутыми. Раньше я общалась с ним в духе доброй тётушки, имеющей моральное право изредка пожурить хулиганистого племянника. После ссоры Вадима и Рената я поняла, что 'племяш' сам неплохо умеет 'журить'. Конечно, всё это показное, но исповедь Муратова была лишь дальним рокотом приближающейся грозы, которая разразилась следом.

Нужно вернуть дневник Марине. Думаю об этом с ужасом, как-то и в голову не приходило, что объявится его владелица. Мне не скрыть, что я его читала, но и притворяться больше не хочу и не могу. Как и предполагалось, из моей задумки получилась драма. Однако сюжет вышел за рамки воспоминаний рыжеволосой 'Пьеретты'. Оставив финал открытым, я дописала последнюю главу, в которой главный герой отрекается от своей долгой и мучительной любви, но никогда не предоставлю эту историю на суд читателя, пусть даже в ней больше вымысла, чем реальных событий.

Я стащила 'Кофе' из забегаловки на остановке. Этот бесплатный журнальчик, распространяемый по всему побережью, вслед за модным изданием 'Тайная жизнь звёзд', напечатал интервью с художником Георгием Кардашевым. Никогда раньше не читала напичканный рекламой еженедельник, но знакомое имя, упомянутое в разговоре с Вадимом, привлекло внимание. А потом ещё в новостном блоке на городском сайте 'Культурная жизнь' вылез баннер на страницу с тем же интервью. В торговом центре рекламный бокс приглашал на выставку в мульти-галерею

Я вспомнила художника по фотографии в журнале. Мы однажды попали в одно ток-шоу, в котором шла речь о защите культурного наследия Мергелевска. Георгий Кардашев запомнился мне как уравновешенный и рассудительный человек. Я никогда бы не подумала, что он может стать героем рубрики 'неравный брак'. Но шокировал меня не Кардашев. Марина. Пьеретта, Голубоглазик, Почемучка, Карамелька. Из всех ласковых и ироничных имён из дневника на ум не приходит ни одно, лишь лезет в голову пошлое la femme fatale . А почему бы нет? Кто знает, как изменило её время? Вместо застенчивой девчушки смотрит с разворота огненная красавица: поцелованная солнцем кожа, круглое детское ушко из-под копны, тень от ресниц на резких скулах. Эта необычность - вызов современным стандартам инстаграмных див, умудряющихся вместить в один кадр всю пошлость этого мира. Я понимаю Рената и Вадима. Я даже Кардашева понимаю. Но мне в этих играх взрослых деточек места больше нет. Вот только верну дневник.

Троллейбусная терапия помогла. Я приготовилась сойти на остановке возле площади Ленина. Подозвала кондукторшу и вернула ей тщательно сбережённый до конца поездки билетик - знаю я, какие у работников транспорта зарплаты, когда-то пришлось подрабатывать в депо с мелкой Ленкой на руках. Я встала и взялась за поручень, поджидая остановку. Кондуктор, женщина лет пятидесяти, благодарно кивнула и вернулась на место - к узкому проходу в кабину водителя.

– Так где у нас берёзу нормальную найдёшь?
– со вздохом сказала она в кабину.

Это точно. В голове тут же представился хороший банный веник с мокрыми горько-пахнущими листочками. Как давно это было!

– Я вот так, а она молчит, - женщина обхватила себя руками, искренне жалуясь.

Кабина тоже безмолвствовала . А может, гудение троллейбуса поглотило ответ водителя. Кондуктор продолжала свой непонятный диалог:

– Липа тоже хороша. Но это для дел сердечных. Для семьи, для интима. Володь, как у тебя с делами сердечными? Плохо? Так сходи к липе.

Я решила пропустить остановку. Выйду на следующей. Всё равно домой - с пересадками.

– Берёзам тут жарко, - многозначительно покивала кондукторша.
– Вот они и не идут на контакт. Если сосну, то надо в старой куртке какой-нибудь. А то весь в смоле будешь.

Воображение, молчи!

– А ещё я молитву тебе напишу. Как прижмёшься, сразу 'В корнях грехи мои, в коре - искупление, в кроне - забвение, в росе - умиротворение. Как пойдет ветер дуть по листве, пусть раб божий Владимир отмолится'. Глаза закрой. Весь прям... весь ствол обхвати...
– откинув назад голову, женщина продемонстрировала меру объятий на поручне.
– Вот Христом Богом клянусь, как отойдёшь - будто родился заново. Тополя самые тягучие....А в парке на Радуге клёны новые видел? Насажали дрянь всякую, завозную. Уж на что наши, русские деревья отзывчивее!

Фу-у-ух. Кажется, не всё так плохо, просто очередная любительница альтернативных лечебных методик. Ну ты, Вера Алексеевна, умеешь... опошлить! Выйдя на остановке, я забежала вперёд и заглянула в кабину водителя через переднее стекло. Там сидел детина, нависающий над рулём, словно валун на краю пропасти. С лицом свирепым, как на дореволюционных иллюстрациях к историям об африканских людоедах. Надеюсь, разговорчивая любительница древесных объятий доживёт до конца смены.

В парке на Горького я увидела одинокую берёзку. Ей и впрямь было нехорошо в нашем тёплом климате: листочки пожелтели, несколько веток ссохлось. Я воровато оглянулась и подошла к дереву по влажной траве. Обхватила ствол и прижалась. Не знаю, что должно уйти по стволу и корням, но пусть хоть что-нибудь... сгинет. Уходя по аллейке, я лопатками ощущала на себе недоумевающий взгляд берёзы.