Клубок со змеями

— Эй ты, — услышал я его нетерпеливый голос, — шевелись, он ждать не любит.

— Что здесь происходит? — я кивнул в сторону бочки.

Азамат подошел вплотную ко мне:

— Ничего. Просто казнь.

Я изумленно уставился на него:

— Казнь? Это явно не похоже на казнь. Человек просто сидит в бочке под стражей, да и лицо у него довольно спокойное для приговоренного.

— Через недельку его рожа уже не будет такой спокойной, — хмыкнул Азамат, — казнь началась всего пару дней назад.

Я продолжал недоумевать:

— Не понимаю.

Азамат вздохнул:

— Эта мразь, — он указал пальцем на того, кто сидел в бочке, — предатель, пытавшийся сдать наше местоположение одному ханаанскому князю за щедрую плату, но мы успели вовремя разоблачить его, — Азамат ухмыльнулся, — я вроде уже говорил, Глава ложь за тысячу локтей чует. Ну, а я неплохо провожу допрос с пристрастием. Так вот, мы выбрали наказание — посадить эту скотину в бочку больших размеров, чтобы ему было просторно в ней, но оставить снаружи лишь голову. Наши ребята продолжают хорошо его кормить и поить, однако, как ты сам понимаешь, двигаться он не может, а поэтому приходиться срать исключительно под себя. Через несколько дней ублюдок нагадит внушительную кучу дерьма, а еще через несколько дней там заведутся различного рода черви и паразиты, которые начнут жрать его живьем... — он покосился на мое побледневшее лицо, — мне продолжать или с тебя достаточно?

— Достаточно, — сказал я, чувствуя, как меня начинает немного мутить, и есть риск, что плотный обед выскочит наружу.

Азамат хлопнул меня по плечу:

— Ну, вот и славненько. А то, я смотрю, ты уже готов окочуриться, а нам еще предстоит долгий разговор. Так, что шевелись. Мы и так тут застряли.

Я не заставил себя упрашивать дважды, ибо мне хотелось, как можно скорее, выбросить эту картину из головы.

Полностью обогнув озеро, мы оказались с другой его стороны, где на небольшом холме, возвышающемся над лагерем, находились только три шатра — два обычных и третий, наверное, самый большой и широкий во всем лагере. Нетрудно было догадаться, что он принадлежал Главе.

— У него есть имя? — спросил я, когда мы начали взбираться ко входу по крутому склону.

— Тебе его знать не обязательно.

— Но должен же я как-то к нему обращаться.

Азамат развернулся ко мне:

— Он сам будет говорить. От тебя лишь требуется правдиво отвечать на его вопросы. Насчет придворных правил не волнуйся. У нас нет никаких падений на колени. Занавесочек, чтобы не осквернять своим дыханием владыку. Целований ног и прочего царского дерьма. Здесь это не принято, — Азамат весело улыбнулся, — все гораздо проще. Можно сказать, что Глава — первый среди равных, но никак не царь. Понял?

— Да.

— Славно.

Он развернулся, и мы продолжили короткий подъем. Когда же тот был успешно преодолен, я почувствовал, что сердце несколько ускорило ритм. То ли от нагрузки, то ли от волнения.

Возле входа в шатер Главы стоял широкий чан на металлическом треножнике, заполненный чистой и прозрачной водой, в которой отражалось оранжевое небо.

— Готов, что ли? — спросил Азамат.

Я кивнул, вновь почувствовав волнение, но уже не такое сильное.

Он откинул рукой полог шатра:

— Тогда заходи.

Сделав глубокий вдох, я последовал за приглашением. Проникнув в шатер, я тут же ощутил, как мое напряжение резко возросло.

В десяти локтях от входа стояла большая деревянная кровать из бука с высокими спинками, украшенная ювелирно тонкой резьбой и устланная белоснежной простыней. Чуть слева, немногим меньше, возвышался стол, заваленный глиняными табличками и еще какими-то материалами. Я никогда не видел ничего подобного. Это были тонкие листы желтоватого оттенка, буквально усыпанные непонятными письменами, нанесенными черной краской. То, что это материал для письма, у меня не возникло сомнений, но я и представить себе не мог, что в мире существует что-то помимо глиняных табличек. Ведь им не страшен огонь. Пожар даже сделает их прочнее. А эта тонкая вещица не производила впечатления огнестойкого материала и наверняка вспыхнет за мгновение. Она даже выглядела хрупкой. Настолько, что я бы не рискнул брать ее пальцами опасаясь, что та рассыплется прямо в руках.

Однако не все вышеперечисленное послужило поводом моей внезапной тревоги. Дело в том, что шатер был пуст.

— Глава опаздывает? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал увереннее. Это получилось, хоть и трудом.

— Он никогда не опаздывает, — ответил за спиной Азамат.

— Значит, мы пришли раньше.

— Нет, мы вовремя, — что-то в его голосе заставило мое сердце биться учащеннее.

— Тогда где же он?

— Позади тебя.

Я развернулся к Азамату и, кроме него, никого не увидел. Но перемены, произошедшие в лице этого человека, поразили меня куда больше, чем отсутствие Главы. Веселый огонек, игравший раньше в этих черных глазах, совсем померк, уступив место непроглядной тьме. Улыбка полностью исчезла с его лица, не оставив никаких следов своего пребывания. Даже складок и морщин возле уголков рта. Дружелюбный и веселый Азамат окончательно испарился. Теперь передо мной стоял человек, от которого исходила нескрываемая угроза. Человек, который не знает жалости и сострадания. Для которого жизнь других ничего не значит. Нечто подобное я уже видел раньше. Именно так выглядел Тегим-апал, тюремщик храмового комплекса Эсагилы. С одной лишь разницей — во взгляде Тегим-апала четко прослеживались частички безумия, а у Азамата — нет. Его глаза не были безумными. Наоборот, ясными и расчетливыми. Но предвещавшими не меньшую опасность. А, может, даже и большую.

— Ты? Ты и есть Глава? — выдавил из себя я, прекрасно осознавая, каким будет ответ.

— Начнем наш разговор, Саргон, — ледяным тоном произнес Азамат, приближаясь ко мне и вынуждая меня сделать невольный шаг назад, — и помни, что я тебе говорил. Я чую ложь за тысячу локтей.

Глава 6

Однажды, несколько лет назад, за очередной пирушкой в трактире по случаю починки мебели одного знатного господина, Сему рассказал мне интересную историю, в свою очередь, поведанную ему одним приезжим торговцем из Сирии. По его словам, в землях Ханаана можно встретить весьма любопытную ящерицу, которую называют земляной лев [54] . Эта ящерица имеет длину чуть больше локтя. Голова напоминает форму шлема и украшена гребнем. Но самое интересное то, что она может моментально менять свой окрас от светло-желтого или белого, до пурпурного и даже черного. Мне никогда не приходилось сталкиваться с земляными львами, так что мог представлять их только в своем воображении. И вот, когда я увидел, как быстро претерпел серьезные изменения облик Азамата, в памяти всплыл рассказ о земляном льве. Ящерица может мгновенно поменять цвет кожи. Азамат может мгновенно поменять сущность. По крайней мере, внешнюю.

54

Земляной лев — древнее название хамелеона.

«Двуликость».

Я сделал еще несколько шагов назад, почувствовав, как уперся ногами в кровать.

— Начнем, — произнес Азамат.

Я начал, было, опускаться на ложе, но яростный окрик его хозяина заставил резко выпрямиться:

— Куда?! Для таких грязных павианов, как ты есть табурет! — он ткнул пальцем в сторону стола, возле которого и впрямь стоял низкий табурет, не замеченный мной изначально. — На кровати сплю я, а от тебя разит так, словно ты не мылся с рождения!

Несмотря на обуреваемые тревогу и волнение, я сумел ответить:

— Ты же сам говорил, что у вас никаких придворных обычаев нет.

На лицо Азамата вернулась улыбка. Только не та веселая и дружелюбная, как раньше. Нет. Она не предвещала ничего хорошего и напоминала оскал хищного зверя.

— Я и не соврал. Оглянись, — он развел руками в стороны, — здесь нет никакой ширмы, которая будет отделять нас во время разговора. Я не заставляю тебя падать на колени и марать подошвы моих сапог твоими слюнями. Нет, я указал тебе на табурет, ибо не хочу, чтоб мне постель засрали! А вот ты, — тут он ткнул в меня пальцем, — кажется, уже начал забывать, что я говорил каких-то несколько минут назад. Память, видимо, нехило так отшибло, пока разгуливал по пустыне, сверкая голой задницей. Вопросы задаю я. Говорить буду я. А ты раскроешь пасть только тогда, когда прикажу я!

Все это было сказано повышенным тоном, с нотками злобы в голосе, однако веять холодом от этого стало не меньше.

Я, молча, не отрывая взгляда от Азамата, сел на табурет, облокотившись спиной о крышку стола.

Глава удовлетворенно кивнул:

— И не вздумай совать свой горбатый нос в папирусы и глиняные таблички. Не то придется его тебе отрезать. Хотя, уверен, читать ты все равно не умеешь. Ведь никакой ты не торговец, — он подошел к своей кровати и встал возле изножья, опершись на него локтем. При этом Азамат продолжал буравить меня своим взглядом.